Лили готовилась к поездке к бабушке, укладывая в сумку альбом и надевая пальто. Она с трудом выносила эту нерешительную полуулыбку на мамином лице.
– Ну, всё равно, – сообщила она. – Я, может, просто не вернусь домой. Малыша я видеть не хочу. Да, в общем, и тебя, и папу. Я больше не хочу вас видеть.
И вышла из дома к машине, где её ждала бабушка.
Лили снова моргнула, стоя перед закрытой дверью тёмного дома.
Неужели это сделала она? Сама наколдовала?
Первой мыслью было вернуться к бабуле Крикуле, в тёплый дом с мягкими коврами. Но бабушка скажет, что она просто переутомилась. Лили будто слышала её добрые слова.
И хотя Лили испугалась, но упрямства ей не занимать, и она не позволит, что бы там ни происходило, не пускать её домой. Не позволит тому призраку, что заменил маму, выгонять её из дома. Но прежде хорошо бы разведать, что к чему.
Она прошла через лужайку за домом к саду, мимо сарая, где хранятся опутанные паутиной газонокосилка и её велосипед. Мимо остатков снеговика, которого лепила на Рождество.
Снег давным-давно растаял. Но маме было некогда, поэтому никто не подобрал шарф, оставшийся на траве, словно сброшенная змеиная шкура, заплесневевшую морковку и два уголька, которые служили глазами. Лили вышла на широкую лужайку.
За последние месяцы сад сильно изменился: старый дом, в который они переехали, имел форму буквы «Г» с двориком. После перестройки дворика не стало: открытую часть заполнила новая сияющая кухня с двупольной складывающейся стеклянной дверью. Раньше на том месте росли яблоня, вишня и несколько кустов, включая старую ежевику с гибкими ветвями. Всё это тоже исчезло, осталась только ровная, широкая лужайка. До того ровная, что просто удивительно, как Лили угораздило обо что-то споткнуться, идя по саду, и растянуться ничком на лужайке, сминая росистую траву носом и ртом.
– Тьфу, – сплёвывая землю, сказала она.
Она посмотрела, за что зацепилась: старая ржавая подкова. Знакомая штука. Подкова висела над старой дверью чёрного хода, сейчас на её месте осталась только арка в новую кухню.
– Хорошо бы вернуть её на место.
Лили обернулась посмотреть, кто говорит.
– Вниз глянь.
Она послушалась. У её ног стояла кротиха. Или не стояла? Интересно, можно ли «стоять» на четырёх ногах. Во всяком случае, она была там, на четырёх лапках. Как они называются у кротов – лапы? Лили боялась, что сходит с ума.
Может, она заснула в украшенной вышивками кровати в бабушкином доме, и это ей снится? Хотя разве во сне хлюпает под ногами сырая трава.
– Это вы… вы сказали? – спросила она.
– Ну да, – призналась Кротиха. – Я бы написала письмо, но, по-моему, это не очень подходит, ведь ты стоишь прямо надо мной.
Лили открыла рот и тут же его закрыла.
– Кротиха права, – произнёс другой голос, более высокий, хрипловатый. – Подкову нужно вернуть на место, а её место – задняя стена дома.
Голос исходил справа и сверху. Повернувшись, Лили увидела на сарае, сбоку от лужайки, большого чёрного ворона.
– Привет! – каркнул он.
Глава 5
– М-м. Здравствуйте! – ответила Лили птице. – Я… сплю, что ли?
Ворон взъерошил перья.
– Спит, оно говорит! Надо же?
Лили не понравилось, что её назвали «оно». Главное, кто? Какая-то птица. Но дальнейшее понравилось ей ещё меньше.
Вспорхнув с сарая, ворон подлетел к ней, взмыл ввысь, торопливо размахивая крыльями, прошелестел прямо над головой, и ей на волосы звучно шлёпнулось что-то мягкое.
Лили машинально подняла руку, чтобы дотянуться до волос, потом передумала.
Ворон, явно довольный собой, сел на крышу сарая и стал чистить клювом перья.
– Я прилично уронил тебе на голову, – сообщил он. – Разве такое могло присниться?
Лили задумалась.
– Наверное, да.
Он хмыкнул.
– Кажется, привёл неудачный пример.
– Просто отвратительный, – уточнила Лили.
Её голос звучал откуда-то издали, глухо как из бочки.
– Ну, прошу прощения. Вообще-то, мы очень чистоплотные, если что. Не как голуби. Можно вытереться Кротихой.
– Нельзя, – ответила та.
Лили вздохнула. Даже если это сон – на что ужасно не похоже, – в волосах у неё теперь птичья какашка. Она отложила подкову и подошла к банкам от краски около тёмной стеклянной двери пристройки. С этой стороны весь дом был тёмным. Внутри ничто не шевелилось. Но она всё-таки наклонилась пониже, подбирая тряпку, брошенную малярами на одну из банок, чтобы ничто из дома её не заметило.
Лили, морщась, начисто вытерла голову. Потом вернулась в сад. Кротиха и Ворон ещё ждали её на том же месте, разглядывая глазами, больше похожими на драгоценные камешки, мерцающие в темноте, а не на бусинки.