И тихая Михина жена вдруг выдала:
- Определенно надо выпить.
Танька лишь кивнула.
- Ни хрена себе встреча закадычных. Ну что, пошли, драчуны. Дома все готово.
А потом были светские беседы, застолье и пьянка. Димка с Михой разговаривали как приличные и пили. Толкали тосты за своих жен и детей, и пили. Рассказывали где как жили и пили. Травили байки и пили. Вспоминали школьные годы и пили… и пили… и пили…
Нажрались оба в зюзю. И сквозь фильтр алкогольного дурмана уже не видели ничего и никого вокруг, кроме друг друга. Не видели и не слышали, как сдружившиеся жены друг перед другом извинялись за их состояние:
- Таня, простите, Бога ради. Он у меня вообще-то не пьющий, даже не знаю, что такое нашло на него. И драка эта днем…
- Что ты, Леночка, что ты! Я сама в растерянности. Со дня свадьбы не напивался, а тут… Кто бы мог подумать, что он так по Михе скучал.
- Надо бы мне своего домой тащить, пока на своих двоих стоит.
- Ой, Ленусь, а давай их у нас положим? Сын у свекрови, а у вас детки дома, ещё испугаются. Сейчас постелем им в большой комнате, и пусть отсыпаются. А сами со стола уберем и чайку попьем, с тортиком.
Ничего этого Димон с Михой уже не слышали. У них был свой собственный, длинный и серьезный разговор. И всю серьезность и значимость этого диалога могли понять лишь они сами.
- Чё ж ты… Чё… А-а? - вопрошал Миха.
И Димка ответил на этот сокровенный вопрос: “Почему же ты тогда не подошел ко мне? Почему не сказал, Дим?”, честно ответил, без обиняков:
- Я ж, бля… Пиздец просто, Мих. Ты ж ваще! Я ж за тебя… Ух!
“Я просто был молодой и глупый. Я растерялся тогда и не смог подойти. Я за тебя волновался, времена-то какие были”.
- Да я ж тебя… Ты че…
“Неужели ты не видел, как я бегал за тобой, как ждал, что ты скажешь, что я не выдумал себе всё это про нас”.
- Яя-я… Ммиих…
“Я влюбился и не видел дальше своего носа. Мих, я такой придурок!”
- О… Ба-а…
“Оба придурки, Димк, оба”.
Димка смотрел на спящего Миху, и в голове, как вживую, качались весы. Как у Фемиды в руках, покачиваясь и накреняясь то в одну, то в другую сторону. И ему вдруг стало невыносимо тревожно, потому что на одной стороне весов был Миха, его вновь обретенный Лилипутик, и все его терзания и надежды, а на другой стороне весов находились Татьяна и Максик. С этой чаши на него смотрела преданная спутница и маленький родимый первоклашка. Нахлынули воспоминания - как беременная Танька, стоя у зеркала, с ужасом спрашивала: “Ты же не разлюбишь меня, Дим, круглую такую?”, как он в первый раз проходил испытание сменой испачканного подгузника. Как упрашивал, стоя на коленках: “Максик, верни папе ключики. Отдай, сынуль, а то папа на работу опоздает”, а Макс заливисто хохотал и закрывал глаза “прячась” от Димки. Встала перед глазами и вчерашняя серьезная мордочка.
И Димка понял, что на его весах висят не чаши, а мечи.
И какая бы сторона не перевесила, она острием вонзится в сердце, в его жизнь, разрубая всё без возможности вернуть обратно.
И сейчас, глядя на Миху, такого близкого, такого долгожданного, он боялся увидеть его глаза. Боялся, что тот проснется и надо будет сделать выбор.
Миха открыл глаза и, глядя на дернувшегося Димку, спокойно попросил:
- Только не сбегай. Даже не думай, что я позволю тебе удрать, как тогда.
- Не сбегу, Мих.
- Вот и хорошо, - Миша протянул руку и, ухватив Димона за запястье, притянул ближе к себе. - Димк, я не могу бросить семью. Они ни в чем не виноваты. И их я тоже люблю.
- Я понимаю, Мих. Я своих тоже люблю.
Мишка помолчал и спросил:
- А как тогда?
Димка вдруг успокоился. Вытянув свободную руку, прижал к себе за шею Мишку, лоб ко лбу, и уверенно ответил, глядя в любимое лицо:
- Придумаем, Мих.
А из вещающего с кухни радио, благосклонно напевал вездесущий Малежик:
“Ты мне нравишься… И это мне не нравится,
А под руками клавиши поют мотив любви.
Ты мне нравишься… И это мне не нравится,
Пройдусь с тобой по краешку над пропастью молвы.
Прогулки по тонкому льду - прогулки по минному полю,
И вот на свиданье к тебе я иду, несу свою радость и боль.
На счастье или на беду ты сделала шаг мне навстречу,
И вот на свиданье к тебе я иду в холодный сентябрьский вечер…”
========== Конец ;) ==========
Весеннее солнышко ласково светило в окно, выгодно оттеняя вальсирующую в его лучах пыль. Из кухни доносился звон чашек и женские смешки.
- Лен, наши чё, опять бухать собрались?
- Ага. Теперь они это рыбалкой назвали.
- Так они же недавно ездили рыбачить.
- Миша говорит, то “последний лёд” был. А сейчас надо успеть на “открытую воду” до нереста, рыбнадзора боятся.
- У рыбнадзора нерест?
- У Щуки. Хотя, судя по нашим охламонам, впору подумать, это у них нерест.
- Ленусь, а может они, того, на сторону глядят? Не позвонит ли нам потом, как в анекдоте, какая-нибудь беременная форелина? Раньше хоть с Петрухой шлялись, а с этой зимы, так и вовсе вдвоём…
- Да брось, Танюх. Мой и по юности не ходок был, а сейчас-то и подавно.
- Да и мой тоже, до этого дела никогда шибко охоч не был. Бухают они там, ясен пень.
- Во-во! Да пусть выпивают, не запойные же, в будни, вон, ни глотка. Зато возвращаются довольные, спокойные. Ну не умеют они по-другому отдыхать, пусть уж как могут. Мне мой так прямо и заявил: “Мы лучше по-нашему, по-русски, трудовые стрессы снимать будем. А вы у нас женщины продвинутые, утонченные, вам можно и по Европам”. И при этом ножкой так жалобно пошаркал, как только он умеет.
- А и правда, Ленок, что мы без них не сможем что ли? Вон на Новый Год как славно отдохнули. Так, собирайся, пошли в турагентство. Зря что ли нам Петькина жена на всех загранпаспорта по-бырому справила?
Дамы покидали чашки с чаем и резво слиняли из дома.
А довольный Димка набрал заветный телефонный номер.
- Ну что, как там наши, всё сидят?
- Норм. Твоя лапа - умница, быстро оценила перспективы. Моя Танька её уже куда-то утащила, так что готовь баблосы на какой-нибудь Ебипет.
Довольный смех, раздавшийся из динамика телефона, стоил любых денег, любых стратегий, любых…
- Ну что, значит в выхи на Истринское, а как спровадим, жди меня у себя с вещами.
- Я жду, Мих, ты же знаешь. И это, захвати там…
- Снасти?
- Ага, снасти…для анального лова. Как тут твоя сказала - нереститься будем!
“А у лили-лилипутика
Ручки меньше лю-ти-ка…”
Конец.