Иорвет кипел от ярости, что эта тварь решила так пошутить с ним, и одновременно в голове бились гонгом отвратительные в сладком безумии мысли.
Чарис-Чарис-Чарис.
Зелье, которое было в куске лимонного бисквита, бурлило в крови, заставляя его метаться по квартире в почти смертельном желании броситься к ней. Он обрывал себя на малейшей попытке произнести рвущиеся наружу слова – достаточно было внезапного хаоса в голове. Невозможно, недопустимо, неправильно! И виной этому больному помешательству была определённо она. Ему хотелось уничтожить её и одновременно теперь целовать-целовать-целовать, захлёбываясь от этого яда.
Слабый девичий стон сорвался ему в рот, выбрасывая адреналин в разгорячённую кровь, и губы Иорвета стали злее, исступленнее. Он резко потянул край свитера вверх, обнажая светлую кожу, лишь на мгновение разрывая то, что теперь даже нельзя было назвать поцелуем, чтобы затем вновь требовательно прижаться к её губам. Руки до боли сжимали её тело, предвещая скорые синяки. Он сорвал лифчик, втянул в рот торчащий розовый сосок и почувствовал, как она со всхлипом выгнулась под ним, раздвинул её ноги, бесцеремонно задирая юбку и целуя, целуя, целуя... И её руки, тянущиеся за ним, как она смотрит на него затуманенным взором, бессвязно водит ладонями по его спине, запускает пальцы в волосы, трогает его, целует жадно, рвано, смазанно. Руки одной из тех мерзких dh’oine, от которых его воротило и которые причинили немало боли его народу. Нетерпеливые и жаждущие его. И пахло от её кожи не вонью или едкой магией, а цветами и мёдом, одурманивая так, что он был готов сорваться с цепи оголодавшим зверем и впиться губами в тонкую шею, пока она не задохнётся. Если ей так хотелось напоить его этой дрянью, он собирался утащить её следом в огонь, чтобы никого не осталось в живых.
— Иорвет, — Чарис звучала испуганно, — это какое-то безумие …
Она практически лежала перед ним, когда он резко отстранился. Взъерошенная и раскрасневшаяся, опираясь локтями на стол. Он слышал её тяжёлое, сбивчивое дыхание, видел скомканное кружево белого лифчика под грудью. Он и сам тяжело дышал, чувствуя себя охотничьей гончей, набредшей на след дичи. Или лисом. Ему захотелось рассмеяться от иронии.
— Посмотри, во что ты превратила меня. Обоих нас, — Чарис слышала, как Иорвет заскрежетал зубами, а его лицо озарила недобрая улыбка. Он странно, по-звериному подался к ней. Кому-то из них следовало срочно остановить это безумие, пока не зашло слишком далеко. Чарис смотрела на него, думая, что вот сейчас его разум или хотя бы гордое эльфское эго поставят жирную точку. Гоня от себя мысль о том, как, собственно, смешно то, что она сама не стремится это прекращать.
Это разве то, чего ты хотела? Холодную магию, руководящую действиями и желаниями?
— Останови это, — жалобно прошептала Чарис и заметила, как после её слов у него дёрнулся кадык.
Им необходимо остановиться, и тогда она сбежит в душ и смоет его с себя, пока она ещё не перемазана в нём полностью, и больше не будет ничего.
Она мучительно выжидала, что он вот-вот уйдёт. Должен. Очнётся и вылетит пулей от мысли, чем мог вот-вот заняться с ненавистной чародейкой, грохнув дверью. А потом они оба будут ходить мимо друг друга и делать вид, что ничего не было. Благодарить мысленно каждый раз при очередной встрече его выдержку, потому что ничего так и не было.
— Ты действительно хочешь этого, beanna, или просто пытаешься хоть как-то исправить ситуацию? — изуродованное шрамом лицо исказила сардоническая усмешка. Иорвет находился у неё между ног, отделяемый её зелёной юбкой. Высокий, сильный и широкоплечий, в чёрной футболке и простых джинсах, окутывающий своим особым табачным запахом. До невозможности горячий и до ужаса реальный. Настоящий.
Она медленно прикрыла глаза. Кружилась голова, и кухня внезапно показалась душно-тесной. Невидимые следы его пальцев горели ожогами. А потом Чарис качнула головой, и он негромко рассмеялся.
— Я скажу тебе, что сейчас чувствую, — Чарис заворожённо смотрела в горящий зелёным огнём глаз. Иорвет улыбался. — Я люблю тебя. Я люблю тебя, - повторил он слегка хрипло. — Негодница, тебя бы стоило наказать за твою выходку, — он прищурился, сжал пальцы на правой руке.
Горячая, как патока, волна окатила её изнутри, согревая теплом. То, каким тоном он это произнёс, выворачивало наизнанку, покрывая спину мурашками. Она дрожала в этой лихорадке, следя как Иорвет снял футболку, обнажив золотисто-смуглое, сильное тело и контур лиственной татуировки, лозой оплетающую грудь от шеи и ниже, к поясу джинсов. И шрамы. Множество шрамов пересекали грудь и плечи, цвели одному ему известными письменами, будто рассказывая о пережитой, непростой жизни. До них хотелось дотронуться, прослеживая подушечками пальцев шероховатые грубые края. И Чарис ясно ощутила себя наивной, ветреной девчонкой рядом с ним. Не удержавшись, она протянула руку, коснулась пальцами удивительно гладкой на ощупь и тёплой кожи, замечая при этом, как он вздрогнул, а затем её запястье резко перехватили сильные пальцы, отстраняя.