Их обоюдное помешательство походило на игру, где каждый заранее решил поставить на зеро, не имея за собой козырей, но разве Иорвет привык проигрывать?
Рука сорвалась жирным графитовым росчерком, сопровождаемая характерным рваным выдохом от этих длинных, наглых пальцев.
— Как неаккуратно, — он, однако, даже не думал останавливаться. Ему хотелось разрядки, член стоял так, что было больно, но ещё больше хотелось довести начатое до конца. — Чего же ещё ждать от dh’oine?
Чарис затрепетала, вздрагивая, ужаленная молнией, от небрежной лёгкости, с которой он погладил её поясницу, при этом задевая кожу чем-то посторонним. Волосы щекотали спину. Она покачивалась на волнах, и не имела возможности удержаться – лишь отдаться течению и надеяться, что шторм окажется достаточно милостивым. Когда вдруг Иорвет убрал руку между её ног, а ягодицы обжёг внезапный шлепок от ремня. От неожиданности она вскрикнула.
— Иорвет! — вырвалось у неё.
— Мне нравится, когда ты так произносишь моё имя, — промурлыкал он. — Продолжим? Надеюсь, впредь ты будешь аккуратнее. Иорвет – самый хитрый командир скоя’таэлей.
Чарис было жарко. Страшно. Смесь из растерянности, паники и возбуждения расплавленной ртутью растекалась по телу, кружила голову. Она то и дело глубоко дышала, практически не замечая уже, как её обнажённая грудь касалась прохладной столешницы. Одной рукой Иорвет обнял её за талию, сжимая крепче, другой неутомимо работал внизу. Чарис дрожала, и слова выходили медленно и неловко.
На очередном неаккуратном витке Иорвет вновь хлестнул её ремнём – несильно, но достаточно ощутимо.
«Иорвет – самый обаятельный командир скоя’таэлей».
Она сама не заметила, как увлеклась этой странной, сумасшедшей игрой по ублажению тщеславного эльфского эго. Иорвет что-то хрипло бормотал на Старшей Речи, то и дело доводя её до грани и неуловимо останавливаясь, вызывая у неё очередной всхлип, а она совершала ошибки, разгорячённая и дрожащая.
Шлепок.
«Иорвет – самый легендарный командир скоя’таэлей».
Рваные вздохи, алеющие следы на светлой коже. Её сиплые стоны стали чаще и беспорядочнее, а он то жестоко ускорялся, то нежно гладил её и явно получал удовольствие от её состояния на грани. И снова гладил, сжимал, шлёпал, и снова…
Шлепок.
Её била дрожь, когда она старательно выводила непослушной рукой «соблазнительный». Перед глазами плясали тёмные пятна. Дыхание сбилось – так непрерывно она стонала и вскрикивала, и откинула голову ему на плечо, когда Иорвет потянул её на себя, потерянную и разомлевшую, и ускорился. А когда она уже была на пике, скользнул внутрь, заставляя её выгнуться. Тогда он будто пощадил её и смазанным ярким аккордом завершил их игру. Чарис вскинулась и вскрикнула.
Она тяжело дышала и чувствовала, как тяжело дышит он, притихше опираясь о его грудь. Его руки прижимали её тело к нему, не давая упасть на ослабевших ногах. У неё дрожали губы, пока он зарылся носом ей в волосы, вдыхая цветочно-медовый запах. Потом она обернулась и случайно встретилась с ним взглядом.
Его глаз блестел в растекающихся розоватых сумерках.
Иорвет поцеловал её, разворачивая к себе, сжал грудь, окончательно избавляясь от лифчика. Он подхватил её, давая обвить себя ногами, и Чарис не сразу сообразила, что пояс больше не сдерживает её руки. А когда поняла, обхватила затёкшими руками его шею, задевая острыми ногтями застарелые шрамы, и прижалась к нему в поцелуе. Цветочный мёд перемешался с дымной листвой. Их объятия представляли амброзию беспорядочной путаницы чужих рук и непрестанных поцелуев. Сердце билось в груди, в висках, в крови. Они толкнули стол, послышался звон разбитого стекла. Купающиеся в этом наркотическом возбуждении, жмущиеся друг к другу так, словно оголодавшие любовники. Забывшись в беспорядочном рое мыслей. Чарис водила ладонями по его горячей коже, куснула кончик острого уха и с восторженным испугом вскрикнула, когда Иорвет в ответ с утробным рычанием прижался к ней между ног.
Зелье бушевало в крови, и они оба, задыхающиеся от силы, растекающейся шипящей пеной, и с жадностью упивающиеся под бесконечными поглаживаниями, шлепками, покусываниями. Оно переливалось через край, и они захлёбывались друг в друге, измазанные лимонной магией. Мысли путались и гудели, а мир кружился в дикой пляске.