Но помимо короля, рядом с семейством Арангита присутствовал и ещё один человек. Герцог Эдиней собственной персоной. После всех её обнимашек и целовешек с друзьями, он попросил у неё прощение. При всех. Веда немного опешила. Уж от кого-кого, а от герцога она такого не ожидала. А Эдиней, видя её замешательство, попытался объяснить своё поведение. Уж как мог, но он поведал о своих выводах, сделанных на основании увиденного, и о своих чувствах, когда герцог узнал правду и осознал, что натворил. Веда не стала кочевряжиться, дуться, обижаться и выставлять условия. Не такой она человек. Просто простила его и обняла. Эдиней замер на пару секунд от такого проявления чувств, а потом сам крепко обнял её, тихо произнеся: «Спасибо. Спасибо, дочка».
А потом они всей толпой переместились во дворец, где весёлая компания весь день отмечала их с Элом возвращение.
***
- Верунчик, а давай махнём к бабе Дусе? - предложила Веда после трёхнедельного нахождения во дворце.
Ей уже надоели празднества, почти бесцельное время препровождение и расспросы Андрюсика.
Да, он ей разрешил себя так называть в обмен на рассказ о своём мире. И она прилежно исполняла соглашение. То есть, обращалась к нему исключительно Андрюсик. Брат Эла понял, какую ошибку совершил, когда вслед за Ведой его так стали звать и отец с дядей. Ну, а сам Эл только улыбался, разводя руки в стороны, типа, он здесь ни при чём и ничего не может поделать. Вера бессовестно пользовалась заступничеством отца и Веды и придумывала всё новые и новые имена для двоюродного брата. Поначалу Эндрейн злился, но терпел, периодически жалуясь брату. Но, видно, возможность узнать что-то новое, неизвестное ему, перетянула чашу весов на сторону почти смирения. Почему почти? Потому что периодически в глазах проскальзывало раздражение, а с языка тихо слетали нелицеприятные эпитеты в адрес обратившегося к нему по имечку. То есть всех. И он с неменьшим жаром буквально допрашивал Ведариэтту о «её» мире.
Веда попросила Эла не говорить никому, кто она и что Сантим, косвенно, но всё же родной ей мир. И любимый пообещал, что эта тайна умрёт с ним. Поэтому, отвечая на расспросы, она просто говорила «Мой мир» и рассказывала, что «дознанцев» интересовало. А интересовало их всё. Конечно, в основном, они спрашивали о технической стороне: устоях, традициях, новых технологиях. Спрашивали об устройстве мира, страны, о геополитической обстановке, о религии и образовании, а также расспросили о медицине с её достижениями и об успешных управленческих решениях. А Вера прожужжала все уши о жизненной необходимости знать все новые тенденции моды её мира. И если бы не любимый, эти двое, король не был так настойчив, уморили бы Веду. Эл, как принц на белом коне, после своих дел приходил в кабинет отца и буквально вырывал из лап «огнедышащего дракона», коими были его родственники, Веду. Вёл на обед или ужин, и они просто беседовали, делясь тем, что случилось за день. Или просто сидели в тишине, наслаждаясь близостью.
Но ночевали каждый у себя. Эл решил соблюсти приличия и традиции. И до свадьбы, кроме поцелуев, ничего себе не позволял. Зато какие это были поцелуи. Веда таяла от каждого, наслаждаясь и забывая обо всём. И о том, что она по сути тут никто. Ну, названная дочь. Ну, виконтесса. Ну, и что? У неё ни кола, ни двора, ни своего дела. Последнее её удручало больше, чем отсутствие жилплощади. Хотя Лион вернул ей титул и земли, но что делать с ними Веда не знала. Но предпочитала особо по этому поводу не заморачиваться. Забывала она и о том, что Эл стараниями своего папеньки несвободен, так как герцог умудрился заключить помолвку по всем правилам. И чтобы её расторгнуть, надо и невесте, и жениху официально отказаться перед монархом и карамом, большим ритуальным камнем. Эту проблему Эдиней обещал решить лично, поэтому Эл попросил ни о чём не тревожиться. Не думала и не переживала она в такие моменты об оставленной жизни, о теперь уже чужом мире и о своей тоске по родителям. Но как только Эл уходил заниматься делами, оставляя её одну, все мысли и печали возвращались к ней.