– Точка два плюс.
Есть… значит, эта с…а все-таки прибудет в родной город. Высоко, ох высоко ты залетел, Андрий. Больно падать…
Не хотелось вспоминать. Как они ходили в школу… в один класс ведь ходили. Как потом разошлись их пути-дорожки. Тогда… в далекой и счастливой стране под названием «детство» они даже не знали, кто какой национальности. Только потом он узнал, что он – кацап и москаль, а Сенька Левитанский, круглый отличник, у которого все списывали, – жид. Спасибо, просветили…
То, чего мало кто понимал… он так и не научился ненавидеть. Те, кто шел ему на смену… молодые волчата из приграничных беженских лагерей – вот они ненавидели. Люто. Зубами были рвать готовы. Для них на «нашей земле» – как называли эти места в лагерях – своих не было, были только враги. А для него – врагов не было. Он просто знал, что так, как живут сейчас, – жить нельзя. Никак, ни при каких обстоятельствах – жить так нельзя. И он восстанавливал ту, старую и давно умершую, запинанную сапогами, сгоревшую в попавшем в засаду и обстрелянном автобусе, тихо скончавшуюся в этом доме без окон – жизнь. Как мог…
Грубые, мозолистые пальцы справились с картонной, в цвет мореного дерева коробкой. В ней – своего часа ждали двадцать патронов, двадцать маленьких, золотистого цвета ракет, с длинными, с фланцем на конце гильзами. Он достал десять, начал неспешно снаряжать. Это была его винтовка, пристрелянная – он сам тренировался с ней под Ростовом и пометил меткой, известной ему одному. Остается надеяться, что те, кто ее перевозил, обращались с ней бережно и аккуратно. Впрочем, армейская винтовка может перетерпеть больше, чем спортивная, крепление прицела жестче, да и сам прицел – в свое время, его устанавливали даже на противотанковые пушки.
Тут господарь украинец…
Почему-то вспомнилась их самодеятельная команда КВН… они не пробились в высшую лигу, но для города, в котором чуть больше ста тысяч человек, своя команда КВН – она и есть своя. Он помнил, как они с Андреем – тогда он еще не бросался в драку от того, что его имя произнесли по-русски, – репетировали номер «под Штепселя и Тарапуньку» – и он тогда сымпровизировал, пошутил насчет чего-то… он так и не вспомнил ту шутку за все эти годы, хотя вспоминал не раз. И он хорошо помнил, как в глазах Андрея плеснулась обида… совершенно неожиданная. Он просто не ответил, повернулся и ушел из их школьного зала, ничего не сказав. И все как-то замолчали, пока Левитанский, признанный хохмач, совсем не похожий на зубрилу-отличника, не сморозил что-то.
Это был восемьдесят восьмой год. «Игла». Год Виктора Цоя. Неужели уже тогда – это было? Неужели – уже тогда???
Закончив снаряжать магазин винтовки, он набил оба магазина к пистолету. Ссыпал остаток патронов в карман.
Прислушался – с площади базлали.
Слава нации! Смерть ворогам! Слава нации! Смерть ворогам! Украина! Понад усе!
Било по нервам…
Он положил винтовку цевьем на скатку. Надо успокоиться. Не время и не место…
– Общая информация, всем на связь, – пробурчала рация.
– Первый, плюс
– Второй, плюс, – отозвался он.
– Третий, плюс.
– Четвертый, плюс.
– Пятый, плюс.
– Есть цель. Второй, работай по готовности.
– Понял. По готовности…
Прицел был с малой кратностью, но ему не привыкать к такому. Он видел изуродованную врагами площадь Победы, черно-красный флаг, машину, превращенную в импровизированную трибуну. У Державы – как эти твари называли то, во что они превратили Украину, было два флага. Официальный, сине-желый, и неофициальный, как его еще звали, «вийсковый». Черно-красный, с золотым тризубом. Был и еще один вариант – с перекошенной, как будто от злобы, свастикой – его не вывешивали даже на мероприятиях «УНА-УНСО», но он сам видел два места, где не могло быть иностранных журналистов. Там он и висел – черный, красный, словно напитавшийся черной злобой и красной кровью, с паучьей свастикой.
В прицеле были видны люди на трибуне. Активно размахивающий руками, что-то орущий в микрофон Денис Тризуб. У него раньше была другая фамилия, но он сменил ее, отказавшись от отцовской, русской. Денис учился в другой школе – но он помнил его, городок-то маленький, все и всех помнили. Правее стоял Андрий – похудевший, с обильной сединой в волосах, в черных очках – не обычных, а стрелковых, понимающие люди знали, что это значит. Еще правее – стоял кто-то из комиссаров – полноватый, в очках. Приехал посмотреть на демократию в действии…
А вот левее – стоял интересный персонаж. Понтовые черные очки, редкая бороденка, черный берет. Чеченец. В прицел было почти не разглядеть черт его лица, но он знал, кто это такой. Берзаев Валид Салманович. Один из немногих оставшихся в живых участников банды Радуева, участник боя в Первомайском. Между первой и второй войнами – отправился в Европу на лечение, да так там и остался. Получил вид на жительство в Польше, осел в Белостоке. Польском городе на стыке границ сразу трех государств: Польши, Украины и Белоруссии. Пшеки, сами рехнувшиеся от ненависти к русским, предоставляли вид на жительство всем чеченцам, кто это хотел, – так чеченская община в этой стране выросла до двадцати тысяч человек. В Белостоке был такой квартал… он был застроен типовым панельным жильем, и там давали социальное жилье. Через несколько лет после того, как туда заселились чеченцы, по улице было не пройти не только ночью, но и днем – а потом начались погромы и массовые драки. Сам Берзаев собрал группу отморозков и принялся за дела. Первоначальный капитал собрал, грабя водителей на дороге, рэкетируя перегонщиков, – перегонщики были не поляками, и польская полиция предпочитала смотреть в другую сторону. Потом Польша вступила в ЕС – и открылись большие возможности по контрабанде. Например, пачка поддельного «Мальборо», где табак смешан с резаным сеном, – при пересечении границы с ЕС делает десять-двенадцать концов[1]: такие в ЕС налоги на табак. Поэтому через границу табак потоком идет, то же самое со спиртным, со жратвой. Относительно честной контрабандой дело не ограничивалось. Как удалось узнать – в две тысячи десятом году польская полиция собиралась предъявить Берзаеву обвинение в торговле людьми. Но сверху поступил приказ прикрыть тему. Значит – уже тогда готовились. Уже тогда – знали, что будет.