– Трое.
– Зачем нам трое?
– Много не мало, и вообще, лучше, чем ни одной. Привередничает еще. Да ты их знаешь, видел. Те, в поезде, они рядом с тобой сидели.
– Что, и мамаша тоже?
– Насчет мамаши не беспокойся, она дома останется, пироги печь.
– А, понял, Галина, Линия и…
– Любовь.
– О, Любовь! Любовь – все, что нам нужно…
Даже и согласившись, Глеб не слишком поторапливался. Первым дело, не слушая протестов Сашки, нырнул под душ. Что-то липкое обволакивало тело и терзало его, отнимая последние силы. Нет уж, чем в таком состоянии идти куда-то, лучше удавиться. И без того тошно. Поэтому, нафиг! Поэтому – в душ.
На улице, оказалось, светлей, чем виделось изнутри, из комнаты. Закат цвета бордо извергался, полыхал в полнеба, брызги его и ошметки виднелись повсюду. В зарослях терна и лоха серебристого короткими трелями пересвистывались перед ночевкой птицы. Из степи, из окостеневшего от дневного жара бурьяна несся обвальный скрежет цикад. А на востоке уже нависали, торосились громады темных туч, там что-то посверкивало и глухо погромыхивало. Судя по всему, где-то там шла гроза.
– Так вот в чем дело, – сообразил Глеб. После холодного душа он испытывал пусть не глубокое, пусть не внутреннее, но удовлетворение.
– О чем ты? – не понял Сашка.
– Душно, – пояснил Глеб, – душно. Как перед грозой.
– Успеем, – плеснул оптимизма Сашка.
Обняв пролетающее сквозь него шоссе, поселок буквально впитал его в себя и, слегка переварив, превратил в улицу. Прямая, словно взлетная полоса первого класса, улица устремлялась в бесконечность – одним своим концом, и струилась в сторону не такого далекого города – другим. И всякий двор, прилипший к ней своим забором, очевидно, причащался великому таинству городской жизни. Может быть, поэтому дома все росли и росли вдоль серой шоссейной ленты, и не наблюдалось в процессе этом и малейших признаков затухания. Оно и понятно, лучше уложенный уже асфальт освоить и обжить по мере сил, чем, кляня власть, месить бурую грязь до скончания века.
– Опаздываем, – подстегнул Сашка минут после десяти молчаливого хода.
– Ничего, подождут.
И точно, девушки их заждались. Сбившись в стайку на условленной автобусной остановке, единственном общественном месте встреч и тусования местных, издали они походили на напуганных быстрыми сумерками, застигнутых врасплох птиц.
– Привет! А вот и мы! – сообщил очевидное Сашка.
– Здрасьте, – кивнул, и даже с полупоклоном, Глеб.
– Наконец-то! – всколыхнулась Галина. – Заждались мы вас, голубчики. Не к лицу кавалерам опаздывать. Кавалерия!
– Шагать уж больно далеко, – невозмутимо отбился Сашка. – Никак не успеть было. Но приносим все соответствующие проступку пардоны.
– А почему вы только вдвоем? А где же друг, наш третий друг, так сказать?
– Третий! Да по нынешним временам и двое – уже дефицит. Даже одного нормального, вроде меня, гусара, попробуй, найди! Пойдем куда, или тут посидим?
«Посидим, посидим!» – запело в голове у Глеба, он даже едва не озвучил предложение вслух, так устал. И голова, то ли все еще болела, то ли собиралась возобновить это мерзкое занятие. Заметив свободный уголок на скамейке, он выдвинулся вперед, намереваясь его занять, но не выгорело.
– Гулять! Гулять! – закричали девчонки в один голос. – Насиделись уже. Будем гулять!
И, поднявшись, всей троицей, взявшись за руки, пошли темнеющей улицей все дальше и дальше по направлению к городу. Парни, сунув руки в карманы, замыкали шествие. Через некоторое время кампания перемешалась, позже все разбились на группы. И как-то так само собой получилось, что Глеб оказался в паре с Линией, Сашка взял за руку Любовь, а Галина, некоторое время державшаяся рядом с ними, постепенно начала отставать.
Почему они оказались рядом? Случайность? Или просчитанная заранее неизбежность? Судьба, все-таки? Возможно. Но она все же испытывала терпение своих героев. Ибо начало не имело и намека на продолжение.
– Как тебя зовут? Ах, да… Линия…
– А тебя? Глеб? Гм…
– Что, не нравится?
– Да нет, мне, в общем, все равно.