Лурье Самуил
Линия жизни
Самуил Лурье
(Санкт-Петербург)
Линия жизни
24 марта исполнилось 95 лет со дня рождения Л.К.Чуковской
Про Лидию Корнеевну писать юбилейное - неловко. Юбилейные тексты требуют редких существительных, приподнятых эпитетов, местоимений типа весь и самый, наречий навсегда и никогда...
Так, ритуальными преувеличениями, живые избывают вину перед ушедшим человеком - за то, что умеют обойтись без него.
Лидию Чуковскую не преувеличишь. И не разрисуешь интересной светотенью: восславим, дескать, добродетели и заслуги, а остальное великодушно задрапируем, но так, чтобы передать объем, - не то фигура выйдет неправдоподобно плоской, как положительный герой в романе.
Тут ни объема, ни даже плоскости: Лидия Корнеевна была - во всяком случае, так представляется мне - была человеком одного измерения.
Она знала, в чем смысл ее жизни. И жила так, чтобы этот смысл осуществлять, по возможности не отвлекаясь. Одна-единственная страсть составляла ее характер. Ее личность, ее судьба, ее работа, и даже ее внешность выражали идею, которая в геометрии называется прямой линией, а в нравственном обиходе - правдой.
Кратчайшее расстояние между двумя фактами.
Лидия Корнеевна полагала правду наивысшей ценностью, верила в нее, любила ее самозабвенно. А ложь была ей физически ненавистна. Она умела их различать. И не умела забывать. Вот, собственно, и всё - все ее ресурсы. Слог - не в счет, начитанность - подавно: были среди ее современников люди более образованные, были и такие, кто писал ярче (а она перед ними преклонялась) были, да почти все вышли. Остались - несколько гениев и она.
Впрочем, это всего лишь игра слов и случая. Погибни она году в сороковом, автором только "Софьи Петровны" - то есть тетрадки с повестью, - ей простили бы безупречную жизнь: за то, что короткая и не при нас, нам не в укор. Явись эта повесть в печать, скажем, в начале шестидесятых - другая была бы слава, с настоящей любовью, - да и мы жили бы сейчас, пожалуй, в стране хоть немного другой.
Вообще-то правду, в отличие от истины, мало кто любит. В отличие от истины, правда проста. И слишком, что ли, доступна. Почти каждому дано чувствовать разницу между плохим и хорошим. Обыденного здравого смысла достаточно, чтобы сопоставить доступные наблюдению факты и оценить ситуацию. Например, если в вашем городе за несколько месяцев исчезло сто тысяч человек, и все они объявлены врагами, - а среди них ваши родственники и друзья, про которых вам точно известно, что они такие же лояльные граждане, как вы, невозможно, кажется, не понять, что происходит. Роберт Конквест в "Большом терроре" так и пишет: мол, в тридцать седьмом-то (если не ошибаюсь) году всем разумным жителям СССР должно было стать уже совершенно ясно, что к власти пришла банда убийц.
Однако похоже на то, что к тридцать седьмому в СССР уже не было разумных жителей. Из бесчисленных свидетельств привожу последнее по времени - в только что напечатанной беседе Даниила Гранина с Николаем Крыщуком: "Вообще люди один за другим просто исчезали, в том числе ребята из нашего класса, - рассказывает Гранин. - Это воспринималось болезненно, тяжело, но опять же не вызывало никаких размышлений: что за порядок такой? что за государство?" Писатель даже утверждает, что и по другую сторону тюремной решетки царило такое же повальное слабоумие: "Сажали миллионы людей, но все эти миллионы были преданны советской власти. За ничтожным исключением". - "Но была ведь Лидия Корнеевна Чуковская, - возражает Николай Крыщук. - Она еще в 30-е годы написала повесть "Софья Петровна". С абсолютно ясным пониманием происходящего". - "Не знаю, - отвечает Гранин. - Я всегда сомневался в этих вещах". - "Вы сомневаетесь в том, что повесть написана в 30-е годы?" - "Я не имею права так говорить, не могу..."