В наш век нельзя без головы.
(Леонид Замятин. Высокогорье)
День канет в суете и гаме,
Растают праздные слова...
Я ночью думаю
Ногами,
Чтоб отдыхала голова.
В окошке звёздочки повисли,
Доброжелательно-тихи.
Я разуваю
Орган мысли
И принимаюсь за стихи.
Ты хочешь сказать, как любишь меня,
а говоришь: «Ненавижу...».
Ты хочешь сказать, как устала вдали,
а говоришь: «Не приеду».
(Риталий Заславский. Годовщины)
Я твои мысли умею читать.
Эти уловки мы знаем.
Если ты хочешь «любимый!» сказать,
то назовёшь негодяем.
Если неделями мне не звонишь,
значит, ты жаждешь свиданья.
Если с порога в измене винишь, —
Это вершина признанья.
Письма мои растопчи и порви —
это дороже ответа.
Ну, а вчера ты призналась в любви...
Всё! Моя песенка спета!
В старом ладожском селе
Нынче все навеселе.
Видно, удалась путина
Иль дала приплод скотина.
(Натан Злотников. Единственный дом)
Рассказали мне в деревне
об одной примете древней:
Если настежь магазин
Или кончился бензин,
Если течь дала плотина
Иль ревмя ревёт скотина,
Если выстыла изба
Иль не скошены хлеба,
Если новый председатель
Поминает Божью матерь,
Если почта на замке
Или сеть гниёт в реке,
Если нет нигде народа,
Ни в садах, ни в огородах, —
Это значит, что в селе
Нынче все навеселе.
Я узнал: из лета в лето
Повторяется примета.
Я заблудился в Подмосковье,
Устал кружить в честном лесу,
Встал в удобрение коровье,
И что-то чавкнуло: «Спасу».
Дубы полопались от смеха,
Да я и сам раззявил рот,
А между тем коровья веха
Мне указала путь вперёд.
(Геннадий Касмынин. Не говорю «Прощай!»)
Куда б ни брёл — на юг, на запад
В высоком жаре и бреду,
Как азимут, тот дивный запах.
Я не собьюсь с пути, иду.
Не стережёт меня оплошка.
Бояться нечего, пока
Коровья светит мне лепёшка,
Как звёздочка сквозь облака.
Дубы полопались со смеху.
Но, карандаш зажав в руке,
Вступаю я в стихи и в веху,
И что-то чавкает в строке.
... баталеры, как назло,
Выдавали форму не по росту.
И, бывало, в брюки облачась,
Кипячусь над формой развороченной.
«Брюки, — говорю, — с чьего плеча?»
Отвечают: «С адмирала, точно».
(Анатолий Кашеида. Материк)
...Я прикидывал размер плечей
И душа от счастья обмирала.
«А бушлат, — интересуюсь, — с чьей...?»
Говорят: «С того же адмирала».
Руки вылезают из брючин,
На бедре погон хрустит и трётся,
Но зато иду, как важный чин,
Не роняя марки флотоводца.
Здесь лишь по жестам понимаешь смену:
Весь день грохочут транспортёры ленчатые.
Но вот ударит мастер по колену —
И подавай ему валы коленчатые.
(Виктор Кисляков. Кровная родня)
...Работает братва неутомимо.
От грохота совсем ополоумели.
Крутом идёт такая пантомима —
Хоть приглашай Ярмольника с Полуниным!
Уже едва держусь от перегрева
И на начальника гляжу запальчиво,
А мастер голову скосил налево
И сбоку вдруг по шее щёлкнул пальчиком.
И всё, от молотка до автокрана,
Замолкло, не терзая уши звуками...
И слышен только нежный звон стакана
И тихое, размеренное бульканье.
Такое мог стерпеть не каждый,
Но мой сосед не держит зла
На ту девчонку, что однажды
Ему пощёчину дала.
...Ведь если б шлёпнула вполсилы,
Мог не заметить я тогда,
Как дьявольски она красива
И притягательно горда!
(Иван Краснов. Вооружайте доброту!)
...Потом дала ещё разочек.
Удар, скажу я, — высший класс!
Пришёл в себя, взглянул ей в очи
И побежал скорее в ЗАГС.
Лоб у меня — живой, не медный.
Ему ль сдержать такую прыть?
Ещё бы чуточку промедлил —
Могла и насмерть зашибить.
«Ты бей, родная, в четверть силы, —
Я подсказал ей, — и тогда
Ты будешь ангельски красива
И потрясающе горда!»
Есть голоса.
Есть подголоски.
И голоса ничто без них.
Есть броский стих,
Есть стих неброский,
Чуть слышный, неприметный стих.
(Владимир Кулагин. Красота повторится)
Есть, скажем, спор.
И есть подспорье.
И без него — проигран спор.
Раз есть ворьё,
То есть подворье:
Ведь должен где-то жить и вор.
Зачем, к примеру,
Строить дачу
И городить там огород,
Коль в выходные
На поддачу
Супруга санкций не даёт?
Приставка «под»
Срывает маски.
Нам без неё нельзя нигде.
Не может сказка
Без подсказки.