Рассвет первый: Холод лап твоих.
Пламя моих волос
Я называю ему свое имя, приглушенно, томно, мой голос сливается с атмосферой бара, где играл мелодичный, чувственный джаз. Я любила джаз, ведь именно в созвучиях музыки этого стиля можно распознать чувства исполнителя. Его борьбу, противостояние, его любовь и печаль, его счастье — В этом весь джаз. Музыка чувств и эмоций.
Рядом со мной, плечом к плечу сидел мальчик, что был старше многих взрослых самцов, изо всех сил старающихся быть взрослее и умнее. А что на самом-то деле?
Маленькие, глупые. Бесперспективные, бегущие в никуда, гоняющиеся не за чем. А ему, маленькому гостю бара словно и бежать-то незачем, некуда, а он и не против такого расклада, он и сидит на месте, плывет по течению, осознавая бессмысленность побега от потока судьбы.
Не сигареты делают его старше. Не привычка пить. Сама по себе я, Нэнси Вишес, достаточно добра для того, чтобы высказать Крису Уэйку мои предположения по поводу его скорой кончины из-за таких вот вредных привычек.
— Ты долго не проживешь, если продолжишь подобный образ жизни, — Говорю я отрешенно, осознавая, как бессмысленно звучит этот совет.
— И что? — Отвечает он безучастно. И нет, я не слышала в тоне его нотки, свойственные самоубийце. Знаете, есть такой тип людей, которые говорят "Не важно, из-за чего я умру. Будь то кирпич или лишняя стопка. Все мы когда-нибудь умираем, и это "Когда-нибудь" у каждого свое."
Что-то подобное было в его голосе. Именно такой смысл он вложил в свое краткое "И что?".
Я лишь ответила ухмылкой, не став спорить. Как по мне, мальчик был прав. Но в голове была лишь одна несостыковочка: Он юн, он должен быть глуп и амбициозен, а максимализм обязан зашкаливать. Где же ты все это растерял, Крис? Кто заставил тебя взрослеть так рано?
Юнец допивает свой стакан, убирает его подальше от себя, чтобы бармен его сиюминутно убрал, а я — Пью. Все еще пью, хоть и начали мы вместе. Ты замечаешь это — Сложно было бы пропустить это мимо глаз. Ты ухмыляешься лукаво, и...
Гаснет свет.
Замолкает музыка.
Гаснут вдохи и выдохи. Все с трепетом замерли, не в силах понять, что произошло и что же произойдет дальше. Я была среди них. И Крис Уэйк, ранее мне незнакомый, был одним из тех, кто был в неведении.
Я наконец нарушила тишину мертвого бара. Я приоткрыла рот, вдыхая внезапно похолодевший воздух, словно набираясь решимости рассечь вакуум молчания.
— Что случилось?
Богом клянусь, я желала тогда вернуть свои слова назад, обернуть время вспять и не размыкать никогда губ своих темных от тона бархатной помады. Словно по команде моего вопроса, раздались крики, будоражащие кровь, разгоняющие по телу ядовитую дозой адреналина.
Они вопили, визжали, я слышала, как их тела падали о землю глухим звуком — Я всегда думала, что именно этот звук знаменует смерть. Звук падающего, уже неживого тела не спутать с тем звуком, когда кто-то по неосторожности своей упал на пол.
Это был мертвый звук, я знала. Я чувствовала всеми фибрами своей души, как один за другим, люди падали бездыханно на землю, издавая последний стон и выкрик.
Я слышала потоки крови, выплескивающиеся из тел. Я не могла пошевелиться, я отдавала в голове своей приказ телу раз за разом двинуться и пуститься в бег. Безуспешно. Все, что я видела, а видела я в отличии от рода людского, слабого и медлительного, многое, — Нечто, что темнее ночной пустоты, что темнее глуши наступившей, то, что обрывает людские жизни так легко, словно сама смерть касалась их сердец с хирургической точностью, вырывала их из оков ребер, оставляя кровавые следы за собой.
— Беги, Крис Уэйк, — С нескрываемой дрожью говорила я ему, ведь все, что осталось у меня — Голос.
— Беги и не оглядывайся, беги настолько далеко, насколько это может быть.
Я не видела его лица и чувств до момента моих реплик. Я также, как и он, смотрела в вакуумные пустоты ночи, силясь разглядеть нечто вдалеке.
— Беги! — Рявкнула я и, собрав все силы, что имелись у меня, отпихнула его к тому, другому выходу из бара. Противоположному со стороны этой твари.
Кажется, он очнулся от ужаса.
Даже он, невозмутимый ранее, был испуган. Нет, он не кричал, он не молился всем существующим в разумах людей богам, нет-нет-нет. Его глаза выдавали его. Широко распахнутые, ошарашенные. Как и я, он не понимал и, кажется, не желал понимать, что же там происходит. Он, как и я, знал одно — Сама смерть явилась оборвать красные нити жизней.