Плачем в ленты убранной невесты,
Днями встреч, неделями разлук,
Песней золотой, оглохшей с детства
От гармоник, рвущихся из рук!
Чем еще?
Дорожным летним прахом,
Ветром, бьющим в синее окно.
Чем еще?
Скажи, чтоб я заплакал,
Я тебя не видел так давно…
«Мне этот вечер жаль до боли…»
Мне этот вечер жаль до боли.
Замолкли смутные луга,
Лишь голосила в дальнем поле
В цветах летящая дуга.
Цветы — все лютики да вейник —
Шли друг на друга, как враги,
И отрывались на мгновенье,
Но не могли сойти с дуги.
Я видел — полю стало душно
От блеска молний и зарниц,
От этих рвущихся, поддужных,
На серебре поющих птиц.
А у меня пришла к зениту
Моя любовь к земле отцов,
И не от звона знаменитых,
В цветах летящих бубенцов.
И я кричу:
«Дуга, названивай,
Рдей красной глиной, колея,
Меня по отчеству назвали
Мои озерные края».
«Лучше этой песни нынче не найду…»
Лучше этой песни нынче не найду.
Ты растешь заречною яблоней в саду.
Там, за частоколом, вся земля в цветах.
Ты стоишь — как яблоня в молодых летах.
Ты цветешь, как яблоня, — белым цветком.
Ты какому парню машешь платком?
Улыбнулась ласково, ты скажи — кому?
Неужель товарищу — другу моему?
Я его на улице где-нибудь найду,
Я его на правую руку отведу.
«Что ж, — скажу, — товарищ, что ж, побратим,
За одним подарком двое летим?»
«Здесь тишина. Возьми ее, и трогай…»
Здесь тишина. Возьми ее, и трогай,
И пей ее, и зачерпни ведром.
Выходит вечер прямо на дорогу.
И месяц землю меряет багром.
Высоких сосен бронзовые стены
Окружены просторами долин,
И кое-где цветут платки измены
У одиноко зябнущих рябин.
И мне видны расплавленные смолы
И перелесок, спящий на боку,
За рощей — лес, а за лесами — долы
И выход на великую реку.
Все голубым окутано покоем,
И виден день, заброшенный в траву…
Вы спросите: да где ж это такое?
А я не помню и не назову.
Оправдываться буду перед всеми
И так скажу стареющим друзьям:
«Товарищи! Земля идет на север,
К зеленым океанам и морям!»
Не знаю я, когда такое встречу,
Отправимся за ним и не найдем,
А я хочу, чтоб милое Заречье
Еще звенело в голосе моем.
Песня
То веселая и светлая,
То грустная,
Широка ты, глубока ты,
Песня русская!
Высоко ты залетаешь:
В бой идешь, в поход.
Ведь сложил тебя и славил
Весь родной народ.
Ты летишь страной раздольной,
И тебе дано
Пронести на крыльях вольных
Гром Бородино,
Ветер нашей русской славы,
Взвитый над Днепром,
Свет немеркнущей Полтавы,
Измаила гром!
Дальше ярко, как зарницы,
На веки веков
Встали Киев и Царицын,
Дон и Перекоп!
Над лесами, над полями
Радуй и томи,
Над советскими краями,
Русская, греми!
Лучше нет тебя на свете,
Всем ты хороша,
Песня вольная, как ветер,
Русская душа!
«Не боюсь, что даль затмилась…»
Не боюсь, что даль затмилась,
Что река пошла мелеть,
А боюсь на свадьбе милой
С пива-меду захмелеть.
Я старинный мед растрачу,
Заслоню лицо рукой,
Захмелею и заплачу.
Гости спросят:
«Кто такой?»
Ты ли каждому и многим
Скажешь так, крутя кайму:
«Этот крайний, одинокий,
Не известен никому!»
Ну, тогда я встану с места,
И прищурю левый глаз,
И скажу, что я с невестой
Целовался много раз.
«Что ж, — скажу невесте, — жалуй
Самой горькою судьбой…
Раз четыреста, пожалуй,
Целовался я с тобой».
«То ль тебе, что отрады милее…»
То ль тебе, что отрады милее,
То ли людям поведать хочу,
Что когда ты приходишь — светлею,
И когда ты уходишь — грущу.
Ты меня, молодая, по краю
Раскаленного дня повела.
Я от гордости лютой желаю,
Чтобы ты рядом с морем жила.
Чтоб в раскосые волны с разбега,
Слыша окрик отчаянный мой,
Шла бы лодка далекого бега
И на ней белый парус прямой.
Чтобы паруса вольная сила,
Подчиняясь тяжелым рукам,
Против ветра меня выносила
К долгожданным твоим берегам.
«Слышу, как проходит шагом скорым…»
Слышу, как проходит шагом скорым
Пересудов тягостный отряд…
Я привык не верить наговорам, —
Мало ли, что люди говорят.
Я никак не ждал грозы оттуда,
Все мне стало ясным до того,
Что видал, как сплетня и остуда
Ждали появленья твоего.
Но для них закрыл я все тропинки,
Все пути-дороги.
Приходи,
Светлая, накрытая косынкой,
И долинный мир освободи!