Ты кормила, не скупясь, меня,
Материнским молоком поила,
Песенного подарила мне коня —
Горбунка-коня
мне подарила.
Ну и что же,
я живу с таким конем.
Много лет
ведется дружба между нами.
Искрами он пышет и огнем,
Сказочными хлопает ушами.
Горбунок-конек,
ты ростом мал,
Северная,
русская порода.
Ты меня,
родной, не выдавал,
Никому и я тебя не продал.
«Не от любви, не от винных рюмок…»
Не от любви,
не от винных рюмок
Стало просторно и горестно мне.
По переулку иду угрюмо
В ясной, как зеркало, тишине.
Может быть, вспомнилась песня былая,
Или томит позабытый уют.
Сто облаков,
в поднебесье пылая,
Красными рыбами к югу плывут.
Слышу ли холод заветной разлуки
С милой весной и цветами земли,
Или поэзии детские руки
Манят поэта и машут вдали.
Остролистник
Волны стелют по ветру свистящие косы.
Прилетают и падают зимние тучи.
Ты один зеленеешь
на буром откосе,
Непокорный, тугой
остролистник колючий.
Завтра время весеннего солнцеворота.
По заливу бежит непогода босая.
Время, древний старик,
открывает ворота
И ожившее солнце,
как мячик, бросает.
Сердцу выпала трудная, злая работа.
Не разбилось оно,
и не может разбиться:
Завтра древний старик
открывает ворота,
И ему на рассвете ответит синица.
Скоро легкой травою покроются склоны
И декабрьские бури,
как волки, прилягут.
Ты несешь на стеблях,
остролистник зеленый,
Сотни маленьких солнц —
пламенеющих ягод.
Я зимой полюбил это крепкое племя,
Что сдружилось с ветрами на пасмурных
кручах.
Ты весну открываешь
в суровое время,
Жизнестойкий, тугой
остролистник колючий.
Шаги
Шумит сосна,
горит свеча,
И жизнь, как прежде, горяча,
Как прежде, молода.
Несутся облака,
ведя
Косые полосы дождя.
Торопится вода.
Сижу один,
один пою
Былую песенку твою,
Но я не одинок:
Смотри и слушай, о душа, —
Вниз по горе идут спеша
Десятки легких ног.
То ветер, дождь или листва,
Давно засохшая трава, —
Ночной, слепой народ.
Все это старше нас с тобой —
Шаги в траве, лесов прибой,
Ветров круговорот.
Живешь — они с тобой в борьбе,
Умрешь — они придут к тебе,
Покроют древней тьмой.
А иногда в сырую ночь
Стремятся родичу помочь,
Зовут к себе домой.
Спешите, легкие шаги!
Я выхожу. Не видно зги,
Во мраке дождь встает.
Слепой, веселый, я пою
Былую песенку твою.
Встречаю Новый год.
И лес гудит, гудит, как печь.
Ночных стволов ночную речь
Ты слышишь, о душа?
В окне горит одна свеча,
И жизнь, как прежде, горяча,
Как прежде, хороша!
Мальчики играют на горе
Мальчики заводят на горе
Древние мальчишеские игры.
В лебеде, в полынном серебре
Блещут зноем маленькие икры.
От заката, моря и весны
Золотой туман ползет по склонам.
Опустись, туман, приляг, усни
На холме широком и зеленом.
Белым, розовым цветут сады,
Ходят птицы с черными носами.
От великой штилевой воды
Пахнет холодком и парусами.
Всюду ровный, непонятный свет,
Облака спустились и застыли.
Стало сниться мне, что смерти нет, —
Умерла она, лежит в могиле.
И по всей земле идет весна,
Охватив моря, сдвигая горы,
И теперь вселенная полна
Мужества и ясного простора.
Мальчики играют на горе
Чистою весеннею порою.
И над ними,
в облаках,
в заре,
Кружится орел —
собрат героя.
Мальчики играют в легкой мгле,
Сотни тысяч лет они играют:
Умирали царства на земле.
Детство никогда не умирает.
Николай Тихонов
Старый ковер
Читай ковер: верблюжьих ног тростины,
Печальных юрт печати и набег,
Как будто видишь всадников пустыни
И шашки их в таинственной резьбе.
Прими ковер за песню, и тотчас же
Густая шерсть тягуче зазвенит,
И нить шелков струной скользнувшей ляжет,
Как бубенец, скользнувший вдоль ступни.
Но разгадай весь заговор узора,
Расшитых рифм кочевничью кайму,
Игру метафор, быструю, как порох,
Закон стиха совсем не чужд ему.
Но мастер скуп, он бережет сравненья,
Он явно болен страхом пустоты,
И этот стих без воздуха, без тени
Он залил жаром ярким и густым.
Он повторялся в собственном размахе,
Ковру Теке он ямбы подарил,
В узоры Мерва бросил амфибрахий,
Кизыл-Аяк хореем населил.