Душа, душа, спала и ты…Но что же вдруг тебя волнует,Твой сон ласкает и целуетИ золотит твои мечты?..Блестят и тают глыбы снега,Блестит лазурь, играет кровь…Или весенняя то нега?..Или то женская любовь?..
* * *
И чувства нет в твоих очах,И правды нет в твоих речах,И нет души в тебе.Мужайся, сердце, до конца:И нет в творении творца!И смысла нет в мольбе!
* * *
Люблю глаза твои, мой друг,С игрой их пламенно-чудесной,Когда их приподымешь вдругИ, словно молнией небесной,Окинешь бегло целый круг…
Но есть сильней очарованья:Глаза, потупленные ницВ минуты страстного лобзанья,И сквозь опущенных ресницУгрюмый, тусклый огнь желанья.
* * *
Вчера, в мечтах обвороженных,С последним месяца лучомНа веждах, томно озаренных,Ты поздним позабылась сном.Утихло вкруг тебя молчанье,И тень нахмурилась темней,И груди ровное дыханьеСтруилось в воздухе слышней.
Но сквозь воздушный завес оконНедолго лился мрак ночной,И твой, взвеваясь, сонный локонИграл с незримою мечтой.
Вот тихоструйно, тиховейно,Как ветерком занесено,Дымно-легко, мглисто-лилейноВдруг что-то порхнуло в окно.
Вот невидимкой пробежалоПо темно брезжущим коврам,Вот, ухватясь за одеяло,Взбираться стало по краям, —
Вот, словно змейка извиваясь,Оно на ложе взобралось,Вот, словно лента развеваясь,Меж пологами развилось…
Вдруг животрепетным сияньемКоснувшись персей молодых,Румяным, громким восклицаньемРаскрыло шелк ресниц твоих!
29-ое января 1837
Из чьей руки свинец смертельныйПоэту сердце растерзал?Кто сей божественный фиалРазрушил, как сосуд скудельный?Будь прав или виновен онПред нашей правдою земною,Навек он высшею рукоюВ «цареубийцы» заклеймен.
Но ты, в безвременную тьмуВдруг поглощенная со света,Мир, мир тебе, о тень поэта,Мир светлый праху твоему!..Назло людскому суесловьюВелик и свят был жребий твой!..Ты был богов орган живой,Но с кровью в жилах… знойной кровью.
И сею кровью благороднойТы жажду чести утолил —И осененный опочилХоругвью горести народной.Вражду твою пусть Тот рассудит,Кто слышит пролитую кровь…Тебя ж, как первую любовь,России сердце не забудет!..
1-ое декабря 1837
Так здесь-то суждено нам былоСказать последнее прости…Прости всему, чем сердце жило,Что, жизнь твою убив, ее испепелилоВ твоей измученной груди!..
Прости… Чрез много, много летТы будешь помнить с содроганьемСей край, сей брег с его полуденным сияньем,Где вечный блеск и долгий цвет,Где поздних, бледных роз дыханьемДекабрьский воздух разогрет.
Итальянская villa
И распростясь с тревогою житейской,И кипарисной рощей заслонясь, —Блаженной тенью, тенью элисейской,Она заснула в добрый час.
И вот, уж века два тому иль боле,Волшебною мечтой ограждена,В своей цветущей опочив юдоле,На волю неба предалась она.
Но небо здесь к земле так благосклонно!..И много лет и теплых южных зимПровеяло над нею полусонно,Не тронувши ее крылом своим.
По-прежнему в углу фонтан лепечет,Под потолком гуляет ветерок,И ласточка влетает и щебечет…И спит она… и сон ее глубок!..
И мы вошли… все было так спокойно!Так все от века мирно и темно!..Фонтан журчал… Недвижимо и стройноСоседний кипарис глядел в окно..Вдруг все смутилось: судорожный трепетПо ветвям кипарисным пробежал, —Фонтан замолк – и некий чудный лепет,Как бы сквозь сон, невнятно прошептал.
Что это, друг? Иль злая жизнь недаром,Та жизнь, – увы! – что в нас тогда текла,Та злая жизнь, с ее мятежным жаром,Через порог заветный перешла?
* * *
Давно ль, давно ль, о Юг блаженный,Я зрел тебя лицом к лицу —И ты, как Бог разоблаченный,Доступен был мне, пришлецу?..Давно ль – хотя без восхищенья,Но новых чувств недаром полн —И я заслушивался пеньяВеликих Средиземных волн!