- Лишь бы не слишком крупных, - тягуче и гнусаво проныл хоббит.
- Хей, я тоже полежать хочу, между прочим. Как говорил мой дед, без привала нет и нала. Что бы это ни значило… - призадумался он.
- Конечно, Талдрик, пусть за нашими вещами присматривает старый слепец, а ты ложись, свернись калачиком, - едко хмыкнула глава компании.
- Я тебе кот что ли? Калачиком сворачиваться. Кстати мы, гномы, такую позу именуем свернуться бубликом, ну или пончиком. Он же ровный, гладкий, а калач это что? Это округлая косичка, он переплетён, ты когда-нибудь видела переплетённого кота?
- Видела такого, что лежал-балдел, задние лапы в одну сторону, голова и передние в другую, валялся в зарослях кошачьей мяты с боку на бок, - умилялась женщина от воспоминаний, - Кстати, не знала, что гномы в горах тоже держат кошек. Вы там котят пумы что ли одомашниваете?
- Не стоит здесь привал делать, - оборвал их Герольд, - Аура тревожная у места. Что-то здесь неладное в лесу творится.
- В любом лесу творится что-то неладное, старец, - растянулась Лорана на мягкой подстилке, закинув ладони на затылок, - Лесные черти, болотники, лешие, древесные гремлины, банды разбойников, в конце концов. А также хищные звери, дикие пчёлы, ядовитые насекомые. Тем более здесь.
- Не надо вот только вслух их созывать, словно отшельница ведьма! – не выносил упоминания нечисти слепой старец, хотя сам в разговорах вполне спокойно иногда по надобности мог всяких водяных или анчуток упомянуть, но не на эмоциях, не в выражениях, не присказкой, а когда дело конкретно касалось какого-то представителя этих сил.
- Какие прекрасные крупные грибы, - маленьким ножичком одноглазый хоббит срезал растущие кольцами на давно сваленных ветках весенние опята, - Их бы засолить, но и в суп пойдут, да и на обжарку.
- Чувствую ведьмины кольца! – воскликнул слепой маг, - Не тронь грибы эти, всякую чертовщину на нас нашлёшь.
- Поздно уже причитать, старик, - усмехался тот, - Раньше надо было предчувствовать. Думаю, клинок Лораны любую нечисть в куски изрубит.
- Вот когда я был молодым подмастерьем при Родгаре, ученике Бартареона, - рассказывал Герольд, - Мы частенько наведывались леса зачищать по королевскому указу от всякой мерзости. Дивные были деньки. Бурые деревья, зелёнь листвы, свежие краски в лучах яркого солнца, - с горечью он вспоминал юность, когда ещё мог видеть.
- Так как же тебя угораздило уйти с королевской службы? – поинтересовалась Лорана, прикрыв глаза, - За все годы, что мы вместе, я о тебе знаю лишь за что тебя хотели забить камнями ослепившие разъярённые жители деревни.
- Неблагодарные чёртовы выродки, - сплюнул маг, - Я наколдовал им дождь и меня почитали, приходили с подарками, пока всё не забылось. Лечил двух ткачих, чем-то отравившихся так, что тела струпьями покрывались. Наведывались тоже с благодарностями, караваями, пирогами, и они, и их многочисленные родственники. Пока всё не забылось. А затем они снова выпрашивали дождь, и я наколдовал им! Да ещё какой! Мы жертвовали чёрную курицу, водили хороводы на местах силы, концентрировали энергию из танца, желания и самоотдачи… Ливень выдался такой, что и деревенский пруд и ближайшая речка вышли из берегов. Огороды затопило, морковь погнила, утонуло несколько совсем мелких, едва научившихся ходить и бегать ребятишек, подхваченных течением. Многие дома подгнили, уйма скота полегло… За мои фразы «Вижу дождь!» меня лишили зрения, хорошо ещё, что за «Зову дождь!» не лишили языка. Чтобы остановить ливень решили привязать меня в поле к каменному столбу, где сжигали чучела на праздники, сковать цепями да камнями забить в жертву водяным богам, дабы паводки прекратились…
- Там-то мы с Талдриком тебя и нашли, это всё я знаю, - зевнув, проговорила Лорана, - До этого-то что было? Вот я узнала, что ты был придворным волшебником, подмастерьем ученика архимага…
- Расходником я был, да и только, - ещё раз сплюнул старец, - Расходным материалом. Нас, молодых магов, посылали на задания, с которых возвращалось, ну, процентов эдак сорок. Больше половины погибало в схватках или по дороге. Никому не было нас жалко, Иридиум каждый год выпускает юнцов, которым нечего делать, которых некуда девать. Это отбор, жизненные испытания, чтобы остались только лучшие. Большинство одарённых погибает в первые же годы. А где набраться опыта? Нужен хороший наставник.
- И кем был твой? – поинтересовалась леди Эймери.
- Родгар? Ублюдком, трусом и предателем, - морщился слепой маг, - Незаконнорождённый сын одной почтенной ведьмы, пристроившей его в двор к королю, самоуверенный, не глупый, чему-то меня учил, конечно, где-то подсказывал, помогал с плетением заклятий, но в момент опасности прикрывался, словно живым щитом. Сначала бросил на произвол судьбы, сбежав, когда на меня отвлеклись лохматые лесные твари. А потом, когда я его настиг, узнав, что я выжил и дабы я никому не рассказал о его позорном поступке, под видом ещё одного задания завёл меня на болото и собирался убить в спину крепким подготовленным заклятьем. Но я эту чёрно-фиолетовую ауру сразу же распознал, вскинул посох и дал отражающий разряд вместе с барьером. Барьер разлетелся, нас обоих сбило с ног, и он, будучи не то убит своим же отражённым действом, не то просто валяющийся там без сознания, был засосан в трясину. Я не стал ему помогать, да и врядли бы успел добежать, будучи откинутым. Кости болели, мышцы саднили после удара, силы отнялись после отдачи большей части энергии в защитное колдовство… Но я даже не пытался туда ринуться. Дал ему утонуть в болоте, - рассказывал Герольд, - А когда вернулся и всё рассказал, то вместо сострадания и утешения нашёл лишь нелепый гнев этого полоумного Бартареона! Родгар был ему другом, видите ли, он не поверил мне, что тот пытался дважды меня убить, что оказался беглецом и трусом. Эта официальная версия никогда не должна была попасть ни к писарям, ни к секретарям. И какой удар это будет по репутации рода той самой ведьмы, его матери! Вы представляете? И от меня опять захотели избавиться. Дважды я предчувствовал яд в еде, один раз в напитке, отказываясь от трапезы. Как-то ночью во время прогулке по стене, любясь птичьим двором, а я тогда по юности как раз изучал виды и породы разных птиц, один стражник попытался меня скинуть, да был поднят в воздух и сброшен сам. Меня обвинили в превышении полномочий! Решили, что у нас с ним был спор и я вот так со злости отреагировал. Представляете? – ещё раз спрашивал он у тех, кто был рядом, - А, обвинив, в этом убийстве, мне легко подшили и убийство Родгара. Сделали всё так, что это я трусливо сбежал и потому мой мастер был растерзан и не вернулся. Я клялся на суде, что могу показать точное место, где затонул этот выродок, чтобы достали его целое и невредимое тело, но мне просто молодой и амбициозный Грейвстром мне заявил, что тогда меня обвинят в том, что я утопил бедолагу, загнав в трясину. Не важно было какой смертью погиб мой мастер, важно было, что я никак не мог доказать свою непричастность. И Бартареон, и ещё ряд волшебников, а также клирики, могли на месте ощутить следы магии, мою ауру, нашу взаимосвязь с мастером, то бишь дуэль, и никто не мог меня оправдать, даже если бы очень захотел. К сожалению, даже друиды не могут заставить деревья и травы говорить о том, что они там «видели», как всё происходило. Единственное, что одна защитница и целительница могла для меня сделать, это подкупить мой конвой в темницу и уйти из клира, не вынеся от самой себя подобного поступка. Она решила полностью поменять свою жизнь, но попытаться спасти мою. И мне удалось сбежать, когда сопровождавшие меня, внезапно выпустили по дороге из своей хватки, а потом упали на камни дорожки, как если бы я их раскидал каким-нибудь магическим всплеском или даже вручную. Бедняжка пожертвовала для меня всем, а я, спустя столько десятков лет, уже даже не вспомню её имя… Мальвина, Марина, Милана, Мелена… Кажется, что-то на «М» такое… Эх…