Кимберли удивленно моргнула. Он флиртует с ней? Спустя полчаса после того, как сообщил ужасные новости? Невероятно.
— Я одеваюсь не для того, чтобы произвести впечатление на тебя, Перрини, — огрызнулась она.
Он слегка улыбнулся.
— Дай мне пять минут, чтобы переодеться.
— Нет, — сказал он, беря ее под руку. — У нас не так много времени. А теперь пойдем.
На протяжении всего пути из Окленда в Сидней Кимберли не могла успокоиться, несмотря на то, что полет проходил в идеальных погодных условиях. Они летели на той же модели самолета, что и Говард. Перрини подтвердил ее опасения, как только они поднялись на борт.
Он кивнул на кровать.
— Располагайся. Рад поделиться.
Кимберли печально улыбнулась. Помнит ли он тот частный рейс, который у них однажды случился?
Тогда на пути из Сан-Франциско в Лас-Вегас в их распоряжении не было кровати, но это не имело значения. Они приспособились. И тогда же Рик сделал ей предложение, которое показалось ей таким же невероятным, как и занятия любовью на высоте семь тысяч миль.
Это был финал их десятинедельной любовной лихорадки. В Вегасе она стала его женой. Тогда Кимберли не думала, что это что-то изменит. Но поняла свою ошибку, как только они вернулись в Австралию.
Воспоминания болью отзывались в ее сердце. И Кимберли переключилась на созерцание пейзажа в иллюминаторе.
При взлете она слышала шум турбин, чувствовала, как ее вдавило в кресло, и не могла отделаться от мысли, что всего четырнадцать часов назад ее отец и Мариса испытывали то же самое. А потом самолет исчез с радаров.
Слабая надежда в ее душе угасала. Следующие три часа полета она провела в мрачном ожидании. Она послушалась Перрини и прилегла, потому что ей было невыносимо смотреть в иллюминатор на море, в которое упал самолет отца.
Кимберли держалась из последних сил. Она не давала волю слезам и даже смогла притвориться спящей, когда Перрини подошел проверить ее. Ей было трудно тихо лежать и контролировать дыхание, пока он смотрел на нее. Потом Рик укрыл ее одеялом. Если бы он дотронулся до нее, она бы сдалась и попросила его остаться и отвлечь ее от мрачных мыслей любым способом — так одиноко она себя в тот момент чувствовала.
Но он тихо вышел, и Кимберли свернулась калачиком под одеялом. Как в детстве, когда ждала отца после долгого рабочего дня. Сейчас, когда они приближались к дому ее родителей, горестные воспоминания нахлынули с новой силой. Она давно возненавидела бизнес Говарда и его отношение к Хэммондам — семье его жены. Не говоря уже о том, как он использовал ее брак в своих целях. Идеальный отец существовал только в ее воображении.
— Ты в порядке?
Они сидели в машине Перрини, которая очень ему подходила. У светофора он положил руку на ее ладонь. Этот жест был таким дружелюбным и успокаивающим, что Кимберли на миг забыла обо всех проблемах.
— Давай ты перестанешь быть таким милым, — попросила она. — Меня это нервирует.
Он бросил на нее загадочный взгляд из-под солнечных очков.
— Это временно. Смотри не привыкни.
— Спасибо, что предупредил, — сухо произнесла Кимберли. Потом поняла, что ведет себя недружелюбно, и добавила: — Я очень благодарна тебе.
— За что? — Загорелся зеленый, и он снова положил руку на руль.
— За то, что лично сообщил мне новости. За то, что спас меня в аэропорту и сейчас везешь домой. За то, что не дал мне совсем раскиснуть. Я ценю это, Рик. Спасибо.
— Не за что. — Он помолчал и добавил: — Ты назвала меня Риком. Я делаю успехи.
Ким называла его Перрини с первой встречи, пытаясь подчеркнуть тем самым исключительно деловые отношения. Она не доверяла ему сначала и боролась с соблазном почти два месяца. Когда они начали встречаться, она называла его по фамилии уже по привычке. Ее забавляло то, с каким упорством он пытался заставить ее называть его Риком.
— Это временно, — парировала она. — Смотри не привыкни.
Он рассмеялся, и у Кимберли все внутри сжалось. От Рика по-прежнему исходило опасное обаяние. К счастью, она здесь ненадолго. Максимум через неделю она вернется в Окленд. А сейчас ей необходимо слышать чей-то смех, потому что они проезжали роскошные дома, приближаясь к самому шикарному.
Маримар.
Первые двадцать лет жизни этот трехэтажный особняк был ее домом. Раньше она никогда не обращала внимания на его величие, богатство и роскошь. Особняк был похож на дворец. И очень подходил мужчине, которого пресса окрестила Королем Бриллиантов.
Мужчине, который запретил ей переступать порог своего дома, после того как она ослушалась его и не вернулась на работу в «Блэкстоун Даймондз».
Ее накрыла волна эмоций, когда Перрини парковался у крыльца. Страх. Волнение. Обида.
Хотя ее взгляд был прикован к особняку, она почувствовала, что Рик повернулся к ней лицом. Ее сердце гулко билось в груди.
— Рада быть дома? — спросил он.
Хороший вопрос! Ее ли это дом? Примет ли семья обратно блудную дочь?
Когда она ушла из семейного бизнеса и стала работать на Хэммондов, она тем самым отказалась от своих родных. Так было всегда. Ты выбираешь или Блэкстоунов, или Хэммондов. Никакой середины быть не могло. Эту истину она усвоила чуть ли не с рождения.
Соня Хэммонд была ярким тому примером. Младшая сестра матери стала жить у Блэкстоунов еще в подростковом возрасте и даже после смерти Урсулы не поддерживала отношений со своим братом Оливером Хэммондом.
Но Кимберли сейчас больше волновало то, как ее встретит не Соня, а Райан. Ее младший брат возглавлял сеть магазинов, принадлежащих Блэкстоунам. Он не одобрил ее решения уйти из семейного бизнеса и даже один раз сам попытался ее переубедить. Впрочем, еще меньше он одобрял ее брак с Перрини.
Последний, кстати, все еще ждет ответа.
Хорошо ли быть дома?
— Я испытываю целую гамму чувств сейчас, — искренне сказала она. — И мне не очень уютно.
— Хочешь уехать?
Она медленно подняла глаза.
— Ты знаешь, что в любом другом случае меня бы здесь не было.
Рик собирался что-то сказать, когда движение возле дома отвлекло его внимание. Кимберли тоже повернула голову. В дверях стояла Соня. Сердце Ким готово было выпрыгнуть из груди.
— Соня совсем не изменилась, — пробормотала она.
Такая же высокая, стройная и красивая. Легкая улыбка заиграла на ее губах, когда она помахала им рукой.
Кимберли инстинктивно потянулась к шее и дотронулась до ожерелья, которое Соня подарила на ее двадцать первый день рождения.
После того, как ее брак распался, она положила его в коробочку, но не забыла о нем. И только недавно снова начала его носить. Она смахнула слезы, застилавшие глаза, и позволила Перрини помочь ей выйти из машины. Легко взбежав по ступенькам, она оказалась в объятиях тети. В этот самый момент она поняла, почему стала носить ожерелье. Оно связывало ее с домом, с Соней, чей радушный прием сейчас показал ей, как на самом деле хорошо быть дома. Слезы по отцу, которые она так долго сдерживала, хлынули по ее щекам.
Как она могла позволить Говарду и Перрини держать ее так долго вдали от родных? Почему так получилось?
— Прости меня, — всхлипнула Кимберли, — мне так жаль.
Соня крепко сжала ее в объятиях.
— Милая, и ты нас прости за все.
Кимберли еще очень долго стояла, обнявшись с тетей. Наконец Соня сделала шаг назад и взяла Ким за руку.
— Как хорошо, что ты снова дома. Так приятно видеть тебя такой… красивой, несмотря на все обстоятельства.
— Я тоже рада быть здесь.
Сонины глаза заблестели от слез.
— Давай не будем сейчас говорить об этом. Пойдем, Райан и Гарт уже ждут тебя. Даже Даниэль прилетела, как только узнала.
Даниэль была дочерью Сони и, судя по всему, все это время ждала за дверью, чтобы появиться в нужный момент. Она сильно изменилась. Из семнадцатилетнего подростка превратилась в красивую девушку, унаследовав красоту матери. Ее глаза блестели от слез, когда она бросилась обнимать Ким с такой же теплотой, как Соня.