Артур Лишь покинул зал, не покидая его пределов. Теперь он стоит перед зеркалом у себя в спальне и завязывает галстук-бабочку. Сегодня он пойдет на вручение премии «Уайльда и Стайн». На мгновение он задумывается, представляя, что скажет, когда возьмет главный приз, и его лицо озаряет блаженная улыбка. Троекратный стук в дверь и скрежет ключа в замочной скважине. «Артур!» Лишь одергивает пиджак и себя самого. «Артур!» Из-за угла выходит Фредди в своем парижском костюме (таком новеньком, что еще карманы не распороты) и достает из-за пазухи маленькую коробочку. В ней подарок: галстук-бабочка в горошек. Теперь нужно развязывать старый и завязывать новый. Фредди смотрит на его отражение в зеркале. «Что скажешь, когда возьмешь главный приз?»
И еще: «Думаешь, это любовь, Артур? Нет, это не любовь». Гневная тирада Роберта в номере нью-йоркского отеля перед Пулитцеровской премией. Высокий и поджарый, как в день их знакомства, стоит у окна в ярком дневном свете; поседел, конечно, лицо состарилось («Я что твоя потасканная книжка»), но, как и прежде, воплощение изящества и интеллектуальной ярости. «Награды – это не любовь. Потому что люди, которые с тобой не знакомы, не могут тебя любить. Победители расписаны вплоть до Судного дня. Им нужны определенные типажи, и если ты подходишь, что же, значит, тебе повезло! Это все равно что мерить костюм с чужого плеча. Это не любовь, а везение. Впрочем, везение – не такая уж плохая штука. Волей судеб мы с тобой сегодня в центре всей красоты[47]. Лучше смотреть на это так. И я не говорю, что мне не хочется лавров, – хочется, как бы жалко это ни прозвучало. Мы, нарциссы, жалкие создания. Какой ты красавчик в этом костюме. И зачем тебе сдался мужчина за пятьдесят? А, знаю, ты любишь готовый продукт. Ты не хочешь собирать ожерелье по бусинам. Давай-ка выпьем на дорожку шампанского. Я знаю, что еще только полдень. Завяжи мне бабочку. Я вечно забываю, как это делается, потому что знаю, что ты никогда не забудешь. Награды – это не любовь. Любовь – это то, что у нас с тобой. Как писал Фрэнк: “Стоит летний день, и больше всего на свете мне нужно быть нужным”»[48].
Новый раскат грома выдергивает Лишь из раздумий. Но это не гром; это аплодисменты, это молодой писатель дергает его за рукав. Потому что Артур Лишь победил.
Лишь в Германии
Телефонный звонок в переводе с немецкого на английский:
– Добрый день! Издательский дом «Пегасус», меня зовут Петра.
– Доброе утро. Вот мистер Артур Лишь. Вы ушиблись.
– Что, мистер Лишь?
– Вы ушиблись. Вы должны корректировать, пожалуйста.
– Мистер Артур Лишь, писатель? Автор «Калипсо»? Как здорово, что вы позвонили. Чем я могу вам помочь?
(Щелканье клавиатуры.)
– Да, здравствуйте. Я тоже здоров. В моей книге ушибка. Нет, не ушибка. – (Щелканье продолжается.) – Ошибка.
– Ошибка в вашей книге?
– Да! Я звоню из-за ошибки в моей книге.
– Простите, а что это за ошибка?
– Мой год рождения написан: раз-девять-шесть-четыре.
– Простите?
– Мой год рождения шесть-пять.
– Вы хотите сказать, что родились в шестьдесят пятом году?
– Точно. Журналисты пишут, что во мне пятьдесят лет. Но во мне сорок девять!
– Ах вот оно что! Мы неправильно указали год вашего рождения на суперобложке, и теперь журналисты пишут, что вам пятьдесят. А вам только сорок девять. Я вам очень сочувствую. Должно быть, это страшно раздражает!
47
Измененная цитата из стихотворения ключевой фигуры Нью-Йоркской школы Фрэнка О’Хары (1926–1966)