– Я хочу… перестраховаться и уточнить время…
– Как я уже говорила, начало в двадцать три часа.
– Хорошо. Двадцать три часа. Это одиннадцать вечера, корректно?
– Да, все правильно. Мероприятие ночное. Будет весело!
– Но это же психическое заболевание! Никто не пойдет на меня в одиннадцать часов вечера.
– Еще как пойдут. Это не Штаты, мистер Лишь. Это Берлин.
Литературные чтения, организованные издательством «Пегасус» при участии Берлинского автономного университета, Американского литературного института и посольства США в Берлине, проходят не в библиотеке, как ожидал Лишь, и не в театре, как он втайне надеялся, а в ночном клубе. По мнению Лишь, это тоже «психическое заболевание». Клуб находится в Кройцберге, под эстакадой, по которой ходит берлинское метро. Миновав вышибалу («Вот я, автор», – говорит он, не сомневаясь, что все это – одно большое недоразумение), Лишь попадает в прокуренный зал, смахивающий на шахту или туннель для беженцев из Восточной Германии. Стены и сводчатые потолки выложены белой плиткой, слабо мерцающей в приглушенном свете. В одном конце зала виднеется бар, где на зеркальных полках поблескивают бутылки; за стойкой трудятся два бармена, у одного на плече висит кобура с пушкой. В другом конце: диджей в мохнатой шапке. На танцполе в белых и розовых лучах света трясется под минимал-техно народ. В галстуках, тренчкотах, фетровых шляпах. У одного мужчины к запястью пристегнут наручниками портфель. Берлин, что с него взять, думает Лишь. К нему подходит улыбчивая барышня в китайском платье. Точеное личико напудрено, рыжие волосы заколоты палочками, на щеке – мушка, на губах – красная матовая помада:
– А вы, наверное, Артур Лишь! – говорит она по-английски. – Добро пожаловать в Шпионский клуб! Меня зовут Фрида.
Лишь целует ее в обе щеки, но она тянется за третьим поцелуем. Два раза в Италии. Четыре – на севере Франции. Три в Германии? Ему никогда этого не запомнить.
– Я удивлен и, возможно, восторжен! – говорит он.
Недоуменный взгляд и смех.
– Вы говорите по-немецки? Какая прелесть!
– Друг считает, я как ребенок.
Снова смех.
– Да вы проходите! Вы же знаете про Шпионский клуб? Мы каждый месяц устраиваем вечеринку в каком-нибудь тайном месте. Гости приходят в костюмах. ЦРУ или КГБ. Мы ставим тематическую музыку и готовим тематические мероприятия, как сегодня с вами.
Лишь снова окидывает взглядом бар и танцпол. Меховые шапки и значки с серпом и молотом; фетровые шляпы и тренчкоты; припрятанные пистолеты.
– Да, ясно, – говорит он. – А вы кем одеты?
– О, я двойной агент. – Она отступает назад, чтобы Лишь по достоинству оценил ее образ (мадам Чан Кайши?[67] Бирманская куртизанка? Жена полка у нацистов?). – Я вам кое-что принесла, – продолжает она с обезоруживающей улыбкой. – Вы же у нас американец. Кстати, с бабочкой в горошек не прогадали. – Она достает из сумочки значок и закрепляет на лацкане его пиджака. – Пойдемте. Я закажу вам выпить и представлю вашего советского визави.
Лишь отворачивает лацкан, чтобы прочитать надпись на значке:
ВЫ ВЪЕЗЖАЕТЕ В АМЕРИКАНСКИЙ СЕКТОР
В полночь, сообщают ему, когда музыка стихнет, он и его «советский визави» (русский е́migrе́ с бородой и ochkami, нацепивший футболку со Сталиным под тесноватый пиджак) взойдут на подмостки и в лучах софитов представят свои творения публике. Читать они будут по очереди, по пятнадцать минут. Лишь не верится, что кто-то в этом клубе захочет сидеть в тишине и слушать двух писателей. Ему не верится, что кто-то захочет слушать их целый час. Ему не верится, что он здесь, в Берлине, в эту самую минуту, ждет своего выхода, пока по его рубашке, как у раненого, темным пятном расползается пот. Его снова ждет унижение. Он снова угодил в силки позора, заботливо расставленные вселенной, которая, похоже, любит полакомиться мелкими романистами вроде него. Еще один «Вечер с Артуром Лишь».
Ведь именно сегодня на другом конце света пойдет под венец его старый Freund. Именно сегодня где-то к северу от Сан-Франциско Фредди Пелу выйдет замуж за Тома Денниса. Лишь не знает, где соберутся гости; в приглашении значилось только «11402 Шорлайн-хайвей», а это может быть как вилла на утесе, так и придорожная забегаловка. Но он помнит, что церемония начинается в половине третьего, то есть с учетом разницы во времени… ну, примерно сейчас.
Сейчас, в эту берлинскую ночь, самую холодную с начала зимы, пока по улицам гуляет польский ветер, пока в киосках продают меховые шапки, и перчатки на меху, и шерстяные стельки, пока дети катаются допоздна с горки на Потсдамской площади, пока взрослые пьют у костра Glühwein[68], в эту темную морозную ночь, примерно сейчас, Фредди идет к алтарю. Пока на крыше Шарлоттенбурга[69] поблескивает снег, Фредди и Том Деннис стоят под калифорнийским солнцем, ведь это, конечно же, одна из тех «пляжных» свадеб, где женихи одеты в белый лен, свадебная арка украшена белыми розами, в небе парят пеликаны, а чья-то понимающая бывшая девушка из колледжа поет Джони Митчелл[70] под гитару. С легкой улыбкой Фредди слушает Тома, глядя ему в глаза, пока продрогшие турки бродят по автобусной остановке, как фигурки в часах на городской площади, оживающие в полночь. А ведь и правда уже почти полночь. Пока бывшая девушка поет песню и знаменитый друг читает знаменитые стихи, тротуары заносит снегом. Пока Фредди держит Тома за руку и зачитывает свои клятвы, на карнизах намерзают сосульки. Пока произносит речь священник, пока улыбаются гости в первом ряду, пока Фредди поворачивается к жениху, чтобы скрепить обряд поцелуем, над Берлином ледяным полукружьем светит луна.
67
Сун Мэйлин, мадам Чан Кайши (1897–2003) – политический деятель, жена китайского лидера Чан Кайши, сыгравшая значительную роль в истории Китая XX века.
69
Самый большой из сохранившихся в Берлине императорских дворцов. Строился и достраивался в 1695–1788 гг.