– Я бы посоветовал тебе выспаться, – говорит Льюис, когда они садятся в такси, – но в отеле никто не спит. Пьют с самого обеда. И еще бог весть что творят. Я виню во всем Зору; ну, ты с ней познакомишься.
Первой пала актриса. Возможно, все дело в бледном марокканском вине, которое бокал за бокалом наливали за ужином (на крыше съемной виллы, риада, с видом на минарет мечети аль-Кутубия, подобный вздернутой руке ученика); а может, в джин-тониках, которые она заказывала после ужина, когда, сбросив одежду, окунулась в бассейн (персонал риада в лице двух марокканцев по имени Мустафа молчал), где черепахи глазели на ее бледную плоть, мечтая вновь стать динозаврами, пока она плавала на спине, рассекая водную гладь, а другие постояльцы продолжали знакомиться (был тут и Лишь, со штопором в руках и бутылкой вина между ног); или в текиле, которую она обнаружила чуть позже, когда кончился джин, и после которой исполняла импровизированный танец с лампой на голове под звуки гитары и визгливой флейты, которые кто-то откопал непонятно где, пока наконец ее не вывели из воды; или в виски, которое ходило по кругу; или в гашише; или в сигаретах; или в трех громких хлопках из соседней резиденции, где живет принцесса, – знак, что пора закругляться. В чем причина, мы уже не узнаем. Известно одно: наутро она не может встать с постели; голая, она просит выпить, а когда ей приносят воды, отталкивает руку со стаканом и кричит: «Несите водку!» – и потому что она не хочет двигаться, и потому что отъезд назначен на полдень, и потому что две ее последние картины в сомнительном вкусе, и потому что никто, кроме именинницы, о ней даже не слышал, группа поручает ее заботам двух марокканцев по имени Мустафа и уезжает без нее.
– Она оклемается? – спрашивает Лишь.
– Ни за что бы не подумал, что ее так развезет, – говорит Льюис, поворачиваясь к нему в гигантских солнечных очках; в них он смахивает на ночного зверька. Они едут в небольшом автобусе; из-за дьявольской жары мир за окном поблескивает, как раскаленный вок. Пассажиры утомленно развалились в креслах. – Я-то всегда считал, что актеры выкованы из стали.
– Прошу все! – говорит в микрофон гид по имени Мохаммед – невысокий марокканец с длинными кудрявыми волосами, в джинсах и красной рубашке-поло. – Сейчас мы отправляемся через Атласские горы. Они, как у нас говорят, подобны змее. Вечером мы приезжаем в [треск микрофона], там у нас ночевка. Завтра – долина с пальмами.
– А я думал, завтра – пустыня, – отзывается мужчина с британским акцентом – компьютерный гений, который в сорок лет отошел от дел и открыл отель в Шанхае.
– О да, я обещал пустыня! – На вид Мохаммеду от сорока до пятидесяти; он часто улыбается и редко следит за грамматикой. – Прошу прощений за неприятный сюрприз с погодой.
С задних рядов доносится женский голос: скрипачка-кореянка.
– Можно включить кондиционер?
Обмен репликами на арабском, и вентиляторы начинают гонять по салону теплый воздух.
– Мой друг говорил, работает на полную, – улыбается Мохаммед. – Но, оказывается, было не на полную.
Средство это не приносит прохлады. Выезжая из города, они обгоняют группы школьников, идущих домой обедать; дети накидывают на головы рубашки и прикрываются учебниками, защищаясь от беспощадного солнца. Целые мили глинобитных стен, а в промежутках – оазисы кофеен, откуда глядят вслед автобусу мужчины. Вот пиццерия. А вот недостроенная заправка: «Африква». Посреди пустоши им попадается осел, привязанный к телефонному столбу. Водитель включает музыку: завораживающие ритмы гнауа[98]. Льюис, похоже, уснул; в этих очках не угадаешь.
Таити.
– Я всегда мечтал побывать на Таити, – сказал Фредди на одной вечеринке на крыше. В основном там была молодежь, но попадались и особи постарше, сверлившие друг друга хищными взглядами; Лишь не знал, как подать им сигнал, что в этом стаде газелей он вегетарианец. Моему последнему бойфренду, готов был сказать он, уже за шестьдесят. А может, их тоже интересовали мужчины в летах. Этого он так и не узнал; они избегали его из какого-то поистине магнетического отвращения. Рано или поздно на таких вечеринках заскучавшего Фредди прибивало к нему, и последние пару часов они проводили вдвоем, за разговорами. На этот раз – вероятно, под влиянием текилы и заката – Фредди заговорил о Таити.
98
Музыка народа гнауа – смесь африканских, берберских и арабских религиозных песнопений и ритмов.