Колоть саму себя я во сне, конечно, не стала. Так, для общего развития изучала. Очень оказалась интересная профессия, и для массажного салона пригодилось. Теперь я разнообразила услуги, добавив акупунктуру и расслабляющие процедуры по индийскому образцу.
Воняло, правда, потом очень сильно по всей квартире. Мама ругалась, так что часто я такие услуги не оказывала. Только когда ее не было дома.
Да, я так и осталась жить с мамой. Брат в двадцать три обзавелся семьей и съехал, но иногда появлялся, скидывал на нас дочерей-погодок. Образование он моими стараниями и нервами получил приличное, работал на не последней должности в одном столичном банке и неплохо зарабатывал.
У меня же как-то с личной жизнью не заладилось. Отношения серьезные были. Целых полгода. Мы подумывали съехаться, но постепенно до него дошло, что я не притворяюсь сонной большую часть дня, а на самом деле сплю две трети суток. Он ушел, обозвав меня на прощание психованной сомнамбулой, а я поставила крест на мужчинах.
Изредка заводила отношения, ненадолго, чисто для здоровья, чтоб там все мхом не заросло. Дольше месяца старалась не затягивать, а то начинала привязываться, что было чревато плачевными последствиями для хрупкого девичьего сердца.
А потом у меня во сне обнаружилась сестра.
Когда я подросла и меня-во-сне начали выпускать из комнат – погулять за ручку с кормилицей и няньками в саду, например, иногда нам на пути встречалась такая же процессия из четырех взрослых и ребенка – девочки моего возраста.
Только она была абсолютно здорова.
Меня поспешно оттаскивали в сторону, чуть ли не пряча за спинами нянек, и с поклоном пропускали ту, другую, девочку. Сестра оказалась моей практически точной копией, если не брать в расчет цвет: у нее на щеках полыхал здоровый румянец, а волосы искрились медово-янтарным золотом – с моей вечно бледной кожей и пепельно-белыми волосами я казалась рядом с этой девочкой альбиносом.
Она шествовала гордо и плавно, как и положено принцессе, и я особенно остро чувствовала собственную ущербность.
Или принцесса чувствовала, а я с ней за компанию? Я-то сама прекрасно знала, насколько целеустремленна и сильна духом та, в чьем теле я спала, и что ей совершенно нечего стыдиться и нет повода комплексовать. Она в фактически безвыходной ситуации спасает себя сама и заслуживает только уважения.
И любви.
Ни того, ни другого бедняжка не видела. Через пару лет, когда уже никто не сомневался, что принцесса навсегда останется инвалидом, королевская чета стала приходить все реже. К шести годам девочка стала практически затворницей. Ее общение ограничивалось няньками и преданной кормилицей, которая, похоже, единственная хоть как-то поддерживала и любила девчушку.
Как будто этого было мало, вскоре после седьмого дня рождения принцессу ждал сюрприз…
Переезд в пансион.
Ей даже не сообщили заранее. Просто однажды утром она проснулась, а ее вещи уже собраны. Не так уж много их было, тех вещей. Немногочисленные наряды взять с собой не разрешили – в пансионе будет форменное платье. Тем же утром плачущая навзрыд кормилица проводила принцессу к карете, которая увезла девочку в новую, еще более суровую жизнь.
Ее и еще десять малышек того же возраста привезли в пансион Святой Елены первого августа. Это был официальный день набора нового класса. На ближайшие двенадцать лет эта холодная усадьба при монастыре станет их домом. Покидать территорию, обнесенную высоким решетчатым забором, воспитанницам категорически запрещалось. Официально – потому что за ее пределами жизнь полна опасностей и злых людей. Подразумевалось – чтобы не сбежали.
Хорошо хоть, сад при пансионе оказался довольно обширным, в пять-шесть гектаров, или, как здесь говорили, десять акров.
Вообще, мир принцессы мне сильно напоминал викторианскую Англию. Только с магией.
Кроме здания со спальнями учениц и залами для занятий, на территории располагались также птичник и коровник с тремя молочными буренками – иногда девочкам перепадало свежее молоко, но далеко не каждый день. Всего в пансионе единовременно проживало около ста учениц, так что обеспечить их всех едой – задача не из легких. Готовили две поварихи, а в помощницы им выделяли ежедневно трех девочек – по одной из каждой возрастной группы.
Первые четыре года обучения воспитанницы считались младшей группой, дальше четыре года средней и еще четыре – старшей. После окончания пансиона девочки могли пойти работать в зажиточные семьи гувернантками, учительницами в немногочисленные школы для девочек, компаньонками к юным леди, ну, и наконец – принять постриг и остаться в монастыре.