До Петушков было недалеко. Садись на поезд и через три часа в деревне. Но Дашенька предложила путешествие пешком по лесу и пароходом по Оби.
— И ночуем где-нибудь. Ладно? — упрашивала она.
— Это же долго. И трудно. Чего там интересного — лес и лес. А в поезде удобно.
— В поезде скучно! Ну, папа! — не сдавалась Дашенька.
Вьюкову было теперь все равно, и он согласился. Ему хотелось побыть наедине со своими мыслями…
За спиной у него был рюкзак и свернутый трубкой спальный мешок. Маленькая теплая рука Дашеньки лежала в его руке.
— Приезжай скорее! Мы тебя ждем! — весело крикнула Дашенька матери.
Люся, стоя у подъезда, махала платочком. Лицо ее было недвижным, темным. У Дашеньки внезапно пропала вся радость. Захотелось остаться дома. Ей показалось, что происходит что-то нехорошее, совсем плохое.
Когда они уже мчались в такси, Дашенька взглянула на отца — он был не таким, как всегда. Словно он сейчас слепой. Глаза открыты, но они ничего не видят. Она прижалась к нему, охваченная такой любовью, что даже спросила:
— Ты любишь меня?
А он слабо улыбнулся ей и кивнул. И хоть он улыбнулся, Дашеньке показалось, что он вот-вот заплачет. И ей тоже захотелось плакать. Но тут выехали на проспект. Дашенька любила быструю езду в такси. Она высунула голову в открытое окошко, тугой ветер бил ее по лицу, как прозрачный платок. Она щурилась и смеялась.
Такси неслось по шелковистому, укатанному асфальту среди машин, троллейбусов, трамваев, пешеходов, мимо нарядных зданий, мимо гастрономов, скверов, кафе. Вьюков прощался со всем этим, не веря, что прощается. А чего же здесь не верить? Теперь у него есть только Дашенька. Больше у него ничего нет. Есть тридцать прожитых лет и Дашенька. А чего он потерял? Только женщину. Выходит, лишь она заполняла его мир, если мир вдруг опустел? «Неужели я так беден?» — удивился Вьюков. Собственная жизнь ему всегда казалась полной, кипучей.
Пахло разогретым асфальтом, резиной, кожей и дерматиновой обивкой «Волги».
А Дашенька видела свое.
Вон мальчишки гоняют в футбол.
Тетя в белом халате около ящика. В нем твердые брикетики мороженого. Жара, а его бумажные обертки покрыты инеем. Дашенька даже облизнулась.
Мелькнул магазин игрушек. В больших окнах белые, коричневые, зеленые мишки, румяные куклы. Вот бы сейчас зайти с папой и мамой в магазин, уж она бы выпросила игрушку!
И тут на нее снова дохнула непонятная, смутная тревога.
— Зачем мы едем? Папа — зачем? — спросила Дашенька.
А у папы задрожала щека, и Дашенька опять почему-то стала жалеть его и любить больше всего на свете…
Дорога врубилась в гущу леса. Дашенька так и прижалась к окошку. В ее блестящих больших глазах проносились крошечные сосенки.
Вьюков остановил такси, расплатился. Сразу же их обняла тишина. Будто они оглохли.
С одной стороны дороги мохнатая стена леса чернела в тени, с другой — ярко зеленела, залитая солнцем. Дорога тянулась между ними как в ущелье. В сухой и теплой тишине раскатилась гулкая дробь дятла. На асфальт шлепнулось несколько шишек.
Дашенька весело улыбнулась отцу и вдруг завопила: «Ура-а!» — и бросилась в заросли травы, цветов, деревьев.
Вьюков взял вещи. Он вошел в сумрак леса, как в храм со множеством коричневых, золотящихся колонн, с мягкими коврами на полу…
— Папа, вот гриб! — кричала Дашенька.
Он присматривался и отыскивал грибные тайники.
— Шишек насыпано сколько!
И правда, кругом шишки, целая страна шишек на деревьях и на земле.
— Я клубнику нашла! Иди скорее! Красная!
И тут открывалась ему страна ягод.
Дашенька кружила по лесу, голос ее все время звучал из разных мест, и Вьюкову порой казалось, что в лесу бегает несколько звонких девчонок…
Отдыхали на маленькой поляне среди высоких сосен, сидели как на дне зеленого колодца. Дашенька всегда ела плохо, а тут уплетала за обе щеки.
Скоро она почувствовала таинственность глухого леса и притихла, пытливо смотрела вокруг, прислушиваясь к чему-то. Лицо ее стало испуганным, изумленным.
— Кто это? — прошептала она, показывая на ветвистую сосну.
Вьюков пригляделся. По толстому суку взад и вперед катался пушистый хвостатый комочек.
— Белка, — прошептал он, тоже увлекаясь.
Дашенька замерла, вся устремилась к зверьку. Рыжая белка то становилась на дыбки и цокала, угрожающе махая передними лапками, то Приседала, ворча и забавно морща носик. И вдруг начала колотить передними лапками по ветке: дескать, не подходи, съем!