Паром был уже на середине реки. Дождик все сыпался, рябил воду.
— На Алтае много интересных названий, — сказала женщина. — Например, в Бию впадает речка Кебезень, что значит: «Здравствуй, лодка!»
— Чудеса, — пробормотал Кунгурцев.
— Почему она так названа? Может быть, потому, что редкие здесь лодки выносятся из-за мыса так внезапно, что невольно воскликнешь: «Здравствуй, лодка!»
Женщина говорила, как учительница на уроке, без запинки, будто растолковывая и приглашая ученика оценить поэзию этого названия.
— Есть еще речка Кыс-Моин — девичья шея, — все смаковала она диковинные названия и старалась вложить их в память слушателя.
— Чудеса! — опять удивился Кунгурцев и улыбнулся ей, мысленно сказал: «Здравствуй, лодка!»
А ее глаза сильнее прищурились, словно бы женщина отошла от него еще дальше.
— Вы знаете язык горноалтайцев? — спросил он.
— Да. Я родилась и выросла возле Чуйского тракта.
— А сейчас где живете? — как-то очень дружески спросил он.
Женщина нехотя назвала город.
— Так мы же земляки! — вырвалось у него. — А где вы работаете?
— Ай-я-яй, — женщина насмешливо покачала головой. — Любопытство хоть и не порок, но…
— Извините, — горячо и простодушно попросил он. — А я работаю в филармонии. Пианист. Григорий Кунгурцев.
Женщина улыбнулась, почувствовав искренность и непосредственность этого легкого в движениях, с молодой и ладной фигурой спутника.
Паром сильно осел, когда автобус переползал с него на доски причала…
Остановились в селе Турочак, заправиться горючим. Шофер отпустил пассажиров на час.
Здесь припекало солнце. Кунгурцев и женщина в штормовке пошли на берег Бии. По пути им попался киоск. Квас был такой ядреный и холодный, что женщина выпила два стакана и даже наполнила им белую пластмассовую фляжку…
Кунгурцева кто-то потянул за рукав. Он оглянулся. Перед ним стояла девочка лет пяти-шести в замызганном платьишке. Ее смышленые черные глаза таили страх и недоверие. Кунгурцев опустился перед ней на корточки, спросил:
— Тебе чего?
— Рубиль, — тихо сказала девочка.
— Чего «рубиль?»
— Дай рубиль. — И она ковшичком протянула чумазую ладошку.
Кунгурцев взволновался:
— А ты кто? У тебя мама, папа есть?
— Дай рубиль, — прошептала девочка.
Кунгурцев поднялся, растерянно огляделся, ища у людей объяснения. Несколько человек пили квас возле киоска.
— А зачем тебе рубль? Ты есть хочешь? — встревоженно спросил Кунгурцев, кладя руку на горячую от солнца голову девочки. Она отшатнулась.
— Заставляют ее побираться, — густым голосом проговорила высокая старуха, опиравшаяся на посох. — Это Бородулихи дочка, Манюша.
— Кто же заставляет? — изумился Кунгурцев и обернулся к девочке, но ее уже не было — куда-то шмыгнула мышонком.
— Мать, кто же еще… — сказала старуха. — Пропьется и гонит Манюшку выклянчивать на похмелку. День и ночь изба ходуном ходит. Пьянки! Сползается к ним всякая шваль… А дитя… всякие пакости на ее глазах вытворяются!
Старуха так и швыряла в Кунгурцева тяжелые слова, точно во всем был виноват он.
Женщина в штормовке обеспокоенно посмотрела на Кунгурцева, позвала:
— Идемте.
Но он не услышал. Тогда она торопливо пошла к реке.
— А что же соседи смотрят?! — спросил Кунгурцев. — Вы-то все, что же?!
Старуха только рукой махнула.
— Ну, хоть говорили с этой Бородулихой?
— А вы сами проведите с ней разъяснительную беседу. Вон она — во всей красе, — показал какой-то парень на палисадник возле столовой и загоготал.
— У тебя — что, бык в голове отелился? — оборвала его старуха.
Кунгурцев подошел к столовой. Среди кустов, уронив на спинку скамьи руки и голову, спала, мертвецки пьяная, толстая баба в старенькой телогрейке.
— Боже мой, боже мой, — бормотал Кунгурцев, спускаясь к Бии.
Берег Бии весь усыпан большими и маленькими камнями. Попутчица Кунгурцева сидела на опрокинутой лодке и с аппетитом ела бутерброд.
В реке мокла бочка. Далеко в лесу тюкал топор. Почти вплотную к воде проносились ласточки. Иногда они, будто несомые ветром, сыпались густо, так их было много.
— Вы слышали про девчушку? — спросил, подходя, Кунгурцев.
Женщина, запрокинув голову, глотнула из фляжки добрый глоток кваса. Видно было, как он грецким орехом прокатился по горлу. В животе фляжки звучно хлюпнуло.