Дядя Иван иронически гмыкнул. Его уже «снесли», но он обменял новую квартиру на частный дом. Тот стоял на окраине, где строек не было.
— А чего хорошего в этих твоих частных курятниках? — рассердилась мать.
— Тут я сам себе хозяин. Огород, куры, животина всякая. А эти ваши хоромы оставляют с одной голой зарплатой. Не больно-то на нее размахнешься. А у меня всякая овощь своя. Ты вот бегала за мясом на базар, а моя благоверная не побежит.
Дядя Иван всегда держал трех-четырех свиней. Он возил для них отходы из столовой. Задыхающиеся от сала, яростно жадные, все тупо сокрушающие, они зычно хрюкали в амбарушке.
Тетя Аня заплакала, запричитала:
— Да зачем они нам? И когда этому конец будет? Зарабатываешь ты хорошо, — чего еще надо?
— Какой там заработок! — рассердился дядя Иван. — А тут — свое мясо. И себе, и на базар идет. Корм дармовой.
— Они не отходы жрут, они всю мою жизнь сжирают!
— Белоручка ты, вот что я тебе скажу! Будь оборотистой бабой. Я хочу быть независимым от разной там зарплаты, от начальства. А с хозяйством чихал я на них.
На пухлой тете Ане зеленая фуфайка. Она бросала на ее лицо зеленый отсвет. Была тетка безвольной и безгласной, и Юрий жалел ее.
Вот эта первая часть вечеринки Юрию нравилась. Все дружные, добрые. Гудит огонь в плите, на ней кастрюли, а в них запевает вода. Мать то и дело уносит во двор, на мороз, противни с пельменями.
— Живем в одном городе, а видимся раз в два года, — сетует она.
— Что ж поделаешь, Груша, — кротко откликается тетя Аня, — жизнь такая суматошная пошла. Поразбросала всех. Каждый по уши утонул в своих заботах.
Тут заговорили, зашумели все родственники:
— У каждого работы по горло!
— Да и городище вымахал такой, что и не завернешь по пути словечком перекинуться.
— А молодые и вообще стали забывать родных, тянут в разные стороны!
— А где твой Петька-то, Алексеевна? Чего не пришел? — спросила тетя Аня у свояченицы.
Алексеевна, иссохшая до костлявости, изработавшаяся, морщинистая, только темной рукой махнула:
— Я сама-то вижу его раз в месяц! Связался с этими своими лыжами, чтоб им пусто было. Парню уже пора жениться, а он все тренируется.
Валерий хохотнул: дескать, темнота, а еще туда же. Сам он ничего не делал, сидел около швейной машины и, явно скучая, листал журналы мод. Красным свитером он выделялся из всех.
Тетя Надя глянула на Валерия проницательно и насмешливо.
— Как твоя матросская жизнь протекает? — спросил у Юрия дядя Иван. — На Оби живешь — стерлядку-то хоть видишь? Привез матери?
Юрий с Женькой засмеялись.
— А какая она, стерлядка-то? — спросил Юрий.
— Эх вы, недотепы! Жить на реке и рыбы не видеть! Да сунь любому рыбаку пол-литра — вот тебе и стерлядка будет.
— Еще чего не хватало, — нахмурился Юрий.
Теперь тетя Надя внимательно посмотрела на него. Пальцы ее ловко и быстро лепили пельмени.
— Родитель! Они же романтики! — воскликнул Валерий. — Корабли, алые паруса, тайга, открытие века — сибирская нефть!
— Вот это ты верно сказал, — согласился Юрий. — Все это красота!
— А с чем ее, эту красоту, едят? — загремел дядя Иван. — Вон наше чадо тоже воротит нос от работы, которая может кормить, — кивнул он на Валю. — Театр, видите ли, ей понадобился!
Валя покраснела до слез, губы ее задрожали. Она не смотрела на отца, раскатывала сочни.
— А что же здесь плохого? — вступился Женька. — Театр — это здорово!
— Да там и на хлеб-то с кашей едва заработаешь. Узнавал я про их зарплату… А потом, артистка — это же… Ух, какая должна быть! Сокрушительная! А наше чадо… Ну, какая из нее артистка?
— Дядя Иван! — рассердился Юрий и нечаянно смахнул на пол скалку и стопочку сочней.
Сережа испуганно смотрел на него. Валя вскочила и убежала в Юркину комнату. Дядя Иван, шевеля колючими щетками рыжих бровей, тяжелым взглядом уставился на Юрия. Тот ответил таким же взглядом. Валерий сосал сигарету, насмешливо разглядывая двоюродного братца.
— Это вы уж слишком, Иван Ефимович, — серьезно заметила тетя Надя.
— Хватит вам, сродственники! — вмешалась сухопарая Алексеевна.
— Будет!
— Нашли о чем спорить! Теперь молодые умнее старых.
— Не выпили еще, а уже…
— Будет тебе болтать, завел свою музыку! — прикрикнула Агриппина Ефимовна на брата. — Пойдем, Юра, пора уже варить. Катя, Дуняшка! Прибирайте стол.
Женька и Юрий вышли в душную кухню с грудой посуды на столе. К ним прибежал Сережа. Его мордашка, руки, грудь, коленки — все было в муке. Он притащил упавшие на пол сочни и скалку.