Но когда открыл, представьте себе, посмотрел на нас в упор сразу двумя глазами. А потом поднялся на ноги и пустился в путь. Мы подумали, что он изменил своим привычкам. Мы подумали также, что больше его не увидим. Но когда мы вернулись, Пандий сидел на своём прежнем месте. Повар Джимми уверяет, будто бы Пандий сказал:
— Я не сержусь. Что можно спрашивать с тех, кто не умеет смотреть одним глазом вперёд, а другим назад.
Подумав над сказанным, мы решили, что Пандий прав.
И ещё дали слово — не забывать про друзей, даже когда будем есть ананас. Что может быть хуже, когда вашего друга или просто приятеля ни за что ни про что заталкивают в мешок и увозят на безлюдное поле?
Но всё хорошо кончилось.
Снова настала ночь. Я выхожу на веранду, Пандий сидит на своём месте. Под его дружеским взглядом я открываю тетрадь, чтобы записать ещё одну новую историю.
Я пишу по ночам, потому что днём в самые жаркие часы весь город спит. А утром и вечером мы работаем на станции. Всё идёт своим чередом. Книжка пишется, станция строится.
История вторая
ЛАЛ
Много, много перемен принесла станция ещё до того, как успела дать первый ток, тепло и свет.
Один человек, по имени Лал, даже имя сменил на радостях, поступив работать на станцию. Раньше его звали Лал, а стали звать Термостейшн, что в переводе так прямо и значит — Теплостанция.
Получилось всё очень просто. Двадцать лет подряд без всякой передышки его звали Лал. В детстве мама напевала ему: «Лалли, Лалли, Лалли» — и это имя для её ушей звучало как звон колокольчика. А когда он вырос, все без исключения обращались к нему не иначе как Лалли, или Лал. И вот Лал, прекрасно зная, что его зовут Лал и никак иначе, шёл с дальнего базара, где он помогал соседу продавать далду — кокосовое масло — и дольки белой кокосовой мякоти, из которой индийцы умеют готовить вкусную еду. Он шёл налегке, с пустой корзиной на голове и напевал, потому что дело было уже позади.
На развилке дорог, за поворотом, за стволами редких пальм, вдалеке он увидел просторную площадку, на которой шла самая разнообразная работа: каменщики стучали, землекопы копали, женщины носили на головах землю в плоских корзинах, сварщики варили, так что только искры сыпались в разные стороны. Лал даже вытянулся и замер, как пальма, так ему понравилась эта картина. И тут ему так неудержимо захотелось поработать вместе со всеми, что он сначала от нетерпенья почесал одну ногу о другую, потом подпрыгнул на месте и пустился бежать впритруску туда, где кипела работа.
— А что ты умеешь делать? — спросили у Лала.
— Всё! — ответил Лал и так сверкнул глазами, что всем это очень понравилось.
И в самом деле, сначала Лал копал, потом землю таскал, потом кирпичи носил, потом раствор месил. Словом, проявил себя самым лучшим образом.
Он вернулся домой очень довольный и тут же потребовал, чтобы отныне его звали не Лал, а Термостейшн. Скажут ему: «Лал» — он и ухом не ведёт, как будто не к нему обращаются. Скажут: «Термостейшн» — сразу вытягивается, пятки вместе, носки врозь и отдаёт честь.
Назавтра он снова отправился на станцию и снова вернулся очень довольный, гордясь своим новым именем и собираясь гордиться и дальше. Но на третий день его подозвала к себе мать и велела ему сесть перед собой. Тёмный вечер, хоть глаз коли, уже опустился над деревней. Люди зажгли масляную плошку, в которой плавал зажжённый фитиль, воскурили ароматную сандаловую палочку и уселись в кружок, глядя, как поднимается вверх тонкий кудрявый дымок, не достигая высокой тёмной листвы. Крупные звёзды поглядывали на них сквозь просветы в листве. А люди по своей старой привычке тихонько судачили о том, что в этом мире вечно и что быстротечно, что значит неизменное и что — конечное. А глиняные духи деревни, которые начали немного разрушаться от старости, не попадая в освещённый круг, смотрели на них из мрака.
В этот час и появился гордый Лал, а мать усадила его напротив себя и, пока все остальные сидели, погрузившись в размышление, повела такую речь:
— Тебя-то я и поджидаю. Садись и слушай. Станция, которую ты строишь, даст свет и тепло, чему я очень рада. Станция — дело рук человеческих. Её можно построить и можно разрушить, её можно включить и выключить, пустить и остановить. А свет и тепло, которые я дала тебе от рожденья, нельзя ни выключить, ни погасить, пока ты жив. И потому не путай одно с другим. Лал — это ты, а Термостейшн — это станция. Я дала тебе имя не для того, чтобы ты вносил в этот мир путаницу и сбивал людей с толку. А теперь, Лалли, поешь и отдохни, потому что завтра тебе предстоит строить станцию.