Любопытная особенность Попцова состоит в его чрезмерной увлеченности ставить логические ловушки, в которые он сам же и попадает. Его страсть к афористичности высказывания поразительна. Однако внешне красивая, хлесткая фраза коварна и деспотична. Закрепляя за собой право на истину в последней инстанции, она не оставляет места для объективного анализа и спокойной рассудительности.
Впрочем, исследование типа Явлинского, Гайдара, Чубайса, Собчака как и Попова вряд ли заслуживает глубины и прозрения. Тут все лежит на поверхности — это желание власти, денег и судорожная боязнь правды. Угроза потерять власть увеличивает их страх, и они, интернационал-радикалы, способны на все. Даже «Тишайший Гриша», как нарекли остряки Явлинского, сбросил маску добродушного умника в тяжелую, а точнее позорную для «демократов» годину. Меж тем Попцов восторженно отзывается о поведении Гриши в дни массовых убийств в октябре 1993 года: «В «Вестях» собралась практически вся информационная команда… Из всех выступлений, прозвучавших в эфире в эти дни нескончаемые часы, я бы выделил прежде всего Явлинского.
Он позвонил мне и спросил:
— Как к тебе проехать?
Я объяснил.
— Мы сейчас подъедем. Я тебе кое-что покажу.
Этим «кое-что» оказалась кассета.
— Там, в Белом доме, сосредоточилось зло. Неуемное желание расправы над инакомыслием, над неугодными. Есть люди, исповедующие фашизм, их охраняют, значит, с именами Руцкого и Хасбулатова русские фашисты связывают свои надежды.
— Отлично, сказал я, — мы ставим эту пленку немедленно.
Изобразив на лице отрешенность, Явлинский попросил:
— Поставь прямо сейчас, а?
Я был не против».
Тут есть деталь, стоящая очень много: «изобразив на лице отрешенность, Явлинский…» Браво! Острому глазу Попцова цены нет, он сам не знает об этом. В сем «изобразив» Явлинский весь как на ладони: даже обуянный страхом, он «изображает», то есть играет, лицедействует… Сегодня он рвется «изображать» президента России, но, как сказано, ростом не вышел, а что будет «изображать» завтра? Что же касается ненависти к людям, сказавшим «нет!» кровавому антинародному режиму, то ее изображает он не лучше других, причисливших себя к интеллигентской элите «этой страны». В ночь с 3 на 4 октября Л. Ахеджакова, например, криком кричала «раздавить их всех гадов», а дражайшая супруга «демократа-виолончелиста» Ростроповича, больше русских печалящегося «за судьбу России», певичка Галина Вишневская умоляла по телефону «не щадить никого». А ведь у них не менее отчетливо, чем у Явлинского, «разум написан на лице».
IV
Продолжение рассказа о заслуживающих внимания вещах, равно как и об остроумном словопрении, имевшем место между Эрудитом и Господином Главнокомандующим.
— Люди, подобно Луне, к одним повернуты освещенной стороной, а к другим напротив — затемненной. Далеко не ко всем одинаково относится и сочинитель Попцов. Скажем, на инакомыслящих он смотрит волком, наделяя их самыми позорными и отвратительными качествами, прибегая к передержкам и откровенной клевете. Его можно понять, но никак не простить. Речь идет не только о его непринятии людей определенных убеждений, но и исторического прошлого России, её государственного и культурного наследия, национального самоопределения и самосознания.
В таких случаях он начисто теряет чувство меры и самообладание, впадает в истерику и становится донельзя груб. Руководитель Союза офицеров подполковник Терехов производит на него «впечатление маниакальной личности», глаза генерала Стерлигова «излучают болезнь и непримиримость». На Зюганова он набрасывается с пеной у рта, не объясняя причины своей ненависти, которая, впрочем, легко просматривается: страх потерять все и, в частности, доходное место председателя Российского радио и телевидения, ибо никогда и никаких твердых идейных убеждений у Попцова не было и быть не могло по причине большого интеллектуального и морального недобора, а равно и крайнего индивидуализма. Зюганова же изображает эдаким неотесанным мужланом, догматиком и циником: «На крупном, мясистом, раскрасневшемся лице, скорее напоминавшем немецкого бюргера, никак не лидера российских коммунистов…» Далее: у него «тяжелое, налившееся кровью лицо», «говорит зло, вымучивает из себя ораторство, самовзвинчивается», «интеллектуальная бедность — факт, как говорится, очевидный» и т. д.