Я медленно шел по Тверской, напевая мелодию из фильма «Я шагаю по Москве». Первопрестольная стала трудноузнаваемой: вывески, плакатики, объявления — и почти все на иностранных языках. Много сытых рож «новых русских», экзотических фигур омоновцев, расфуфыренных представительниц первой древнейшей профессии… Из кожи лезут вон, лишь бы походить на европейцев. Даже разбитная старушка из бывшей партноменклатуры бодро выкрикивает у подножия памятника Маяковского на ломаном немецком языке: «Покупейшин фрицевские сигаретен. Дойчланд зер гут, ядрена вошь!» Обилие попрошаек, изможденных лиц и потухших взглядов явно портят общую картину. Густой запах американизма сильно бьет по нервам.
В подземном переходе меня кто-то легонько тронул за плечо. Я оглянулся: передо мной, ежась от холода, стоял высокий человек в больших темных очках. Что-то знакомое сквозило в его фигуре.
— Никак не узнаете? — прозвучал хриплый голос.
— Доктор! Вы ли это! И зачем такой маскарад: небрит легкое пальтишко, без перчаток в такой мороз.
Он грустно улыбнулся, устремив взгляд в полуоткрытую дверь «Столичного».
— Зайдем? — спросил я.
Доктор робко двинулся с места, но, встретив грозный оскал швейцара, остановился. 10 долларов мгновенно превратили верзилу в блеющего ягненка, и через несколько минут к нашему столику спешил улыбающийся официант.
Печальную историю поведал мой спутник. Сейчас он не удел. «В этом безумном мире нет места не изменившему клятве Гиппократа», — сказал он.
— А как ваши пациенты?
Он опустил глаза и безнадежно махнул рукой:
— Я — банкрот. Здание кто-то приватизировал, а мои подопечные разбрелись кто куда — в ОМОН, в президентские структуры, а наиболее талантливые, которые вот-вот могли бы возвратиться к нормальной жизни, сами догадываетесь — спились… Помните, диспут по книге «Хроника времен «царя Бориса»», этого… — Он скрипнул зубами., и подразумеваемое слово не было произнесено. — Да и вы хороши, — продолжал он, ожесточаясь. — Приволокли это сочинение, я прочитал, в чем-то даже засомневался, а ведь все это развесистая клюква… Да, да — ложь. Мои дорогие пациенты сразу раскусили суть этого… «царского» холуя, простите, хроникера.
Он влил в себя фужер водки и трясущимися руками стал развертывать газету, в которой оказалась книга.
— Теперь ваш «обустроитель России» — сколько их наплодилось! — стал одним из героев романа Александра Кротова «Хроника параллельного мира». Вот полюбуйтесь. — Он отыскал нужную страницу и прочитал: — Некто Попцов затаривался привезенной из Закавказья бормотухой… Тут-то и тронуло его за рукав чудо-юдо в черном плаще…
— Ты так и не понял до сих пор, что я призрак?
— Датского короля, что ли? Врешь, рогатый, призраки не пьют портвейна, — прошептал Попцов помертвевшими губами и положил крест, уже не видя ничего, на голубое неоновое пятно.
Призрак, однако, не исчез, а только как было почернел.
— Знаешь, почему я не исчез?.. Веры в тебе нет — поэтому ты мой раб навеки…
«А что, — подумал я, — во всем этом есть своя сермяжная правда». И впервые за последние пять лет страх перехватил мое дыхание. Это не ускользнуло от внимательных глаз доктора, в которых полыхало презрение ко мне… Тайком сунув в карман доктора пачку долларов, я молча вышел.
3. Поборники антиисторизма и антихудожественности
Выше отмечалось, что последнее десятилетие нанесло мощный удар по духовной культуре. В художественной сфере продолжается процесс отхода от литературы как искусства слова и глубокого мышления. Это связано не только с проблемами мастерства, но и с утратой высоких идеалов, нечеткости и размытости мировоззренческих принципов. При определенных условиях, когда в обществе зреют гроздья всеобщего кризиса, сочинители подобного толка становятся объектом повышенного внимания читательской публики. Можно утверждать, что в переходные эпохи подобные увлечения нередки и вполне закономерны.
Чтобы понять их природу, остановимся на романе Анатолия Рыбакова «Дети Арбата» (1987 г.). Это, пожалуй, наиболее нашумевшее, можно сказать, модное сочинение конца восьмидесятых годов. Вслед за журнальной публикацией он вышел отдельным изданием здесь и за рубежом. Литературные либералы дружным хором провозгласили роман «общественным событием», «литературным явлением года» и прочее. Некто Ст. Лесневский опубликовал в «Литгазете» списочек критиков-защитников Рыбакова, которые, мол, выразили свою «народную душу и народное настроение», а остальных приструнил на свой лад: «То как люди реагируют на отношение к роману А. Рыбакова и то, что они считают всякое выступление против него каким-то покушением на правду (…) говорит о нравственном здоровье общества: люди защищают то, что кажется им правдой, что кажется им очищением».