Владимир Крупин с присущей ему елейностью: «Все-таки и мы дожили до того, что можем говорить спокойно о национальной гордости великороссов, не боясь ночного стука кованных сапог… Я, как писатель, обязан очень многим, если не всем (здесь и ниже разрядка наша — Н. Ф.) Александру Исаевичу… В Солженицыне мы видим истинно русское понимание креста, который несет писатель… Страдания, которые перенес Александр Исаевич, возвышают его над всеми нами. Жаль, что он не с нами, но будем надеяться, что мы еще будем лицезреть его воочию».
Владимир Солоухин, упершись в потолок свинцово-тяжелым взглядом и задрав к верху подбородок, хрипло отхватывал, как пономарь: «…явление культуры, истинное и громадное». «Александр Исаевич — не только писатель, не только бескомпромиссный патриот, не только боец и рыцарь без страха и упрека, но еще и просто достойнейший человек». «Его мечта — возвратиться на родную землю…Но он хочет возвратиться с присущим и с подобающим ему достоинством. Давайте пожелаем и Александру Исаевичу, и нам здесь всеми, сидящим в зале, дожить до этого поистине знаменательного и великого часа», и т. д.
Были и другие ораторы, не менее остроумные и замечательные, ровно как с воздетыми гору трепетными дланями, слезливыми причитаниями и просветленными сытыми физиономиями.
Но всех затмил, поверг в смятение и превзошел хитроумный Распутин, будущий лауреат премии Солженицына им же, Солженицыным, учрежденный и присуждаемой. Изо всех сил пытаясь состроить умное лицо, он натужно величал оного «великим изгнанником», «избранником российского неба (всуе намекая на некое божественное вмешательство — Н.Ф.) и российской земли». Ибо, возопил сей «живой классик», — «русская литература… в преддверии решительных моментов истории, когда чаша весов судьбы народной может склониться в ту или другую сторону, она выдвигает пророков…» «Нет, не мщение и не ненависть, как у иных других, не испытавших и сотой доли испытанного Солженицыным, водит его пером, а глубинная правда, очищенная от скверны не с одной лишь стороны, чтобы скрыть другую, а выявленная полностью…»
Лихо закручено, тем более, что речь идет о «путях страны»: «Будем надеяться, что А. И. Солженицын возвращается к нам вовремя. Страсти о дальнейших путях страны, политических, экономических и духовных, бурлящие сейчас через край… эти страсти и метания, не умеющие оглянуться на прошлое, очень нуждаются сегодня в авторитетном мнении».
Попросту говоря, надул Распутин — и читателей-простолюдинов, и высоколобых идеологических умников, принявших его сумеречный, бедный на умное слово и истинно русское сострадание художественный мир за настоящую литературу, а его самого за искреннего и совестливого прозаика.
Вообще в своих сочинениях и эстетических взглядах В. Г. Распутин исходит из ясных посылок обыденного сознания. Поэтому ему требуется много усилий и хитроумия, чтобы казаться оригинальным и глубокомысленным — порою это удается. Так, 15 марта 2002 года (радио «Резонанс») Е. К. Лигачев «по поручению» провозгласил прозаика уже не просто «духовным лидером народа», но «гением» и «совестью народа»… Ну что с ними поделаешь?!
Что ж, смутные времена жестоки и неумолимы, но и способны избавлять отдельных лиц и целое общество от лживых идолов, иллюзий и обветшалых верований.
Но не тех литературных «патриотов», которые вешают «от имени». Накануне «явления» Солженицына народу еженедельник «Литературная Россия» (24 августа 1990 г., гл. редактор Э. И. Сафонов) ликовала:
«Дорогой Александр Исаевич!
Наконец-то опадают тяжкие оковы (!), препятствовавшие Вашей встрече с милой и несчастной Родиной. Это происходит благодаря Вашему мужеству, покоряющей силе Вашего выстраданного, прошедшего адский обжиг (!) писательского слова. И благодаря сокровенному (!) желанию миллионов Ваших читателей в многоязыковой России. Мы же счастливы, что на страницах «Литературной России» своими слабыми силами хоть в малой мере способствовали тому, что чудо теперь совершается. Надеемся, до скорой уже встречи на родной земле!»
Подобного холуяжа не сыскать во всей мировой литературе…