Так может говорить только верный сын своего народа — только зрелый муж, мудрец и бесстрашный художник.
Литература — порождение эпохи, а нынешняя эпоха дьявольски запутана и многолика, что сказывается на творческом процессе, несущем на себе печать миросозерцания и интересов классов. Отсюда — заблудшие, обездоленные, колеблющиеся, а нередко равнодушные ко всему, кроме личного благополучия, труженики пера. Проскурин дает решительный отпор всякого рода недоброжелателями и прилипалам литературы, рядящимся в тогу патриотов: «…Тот же Солженицын. В свое время выступавший в американском Конгрессе и со слюной бешенства требовавший от американских сенаторов и конгрессменов скорейшего уничтожения Советского Союза, грозивший, если они не поторопятся это сделать, навсегда заклеймить их преступниками, — продолжал Петр Лукич. — Кажется, ныне стараниями патриотов или лжепатриотов, он будет возведен в ранг русского святого мученика. И борца за свободу России. Простите, но есть границы, которые никому не дозволено переходить… Ни в жизни, ни в смерти (…). Не добро быть человеку рядом с тобой, уходи. Одна ложь вызывает всегда цепную реакцию. Лавину лжи. Уже многие так называемые патриотические издания просто визжат от сладострастия упасть на колени, облобызать новорусские святые мощи… Чего допустим, стоит позиция недавно учрежденной газеты «День литературы»? Вы только посмотрите, какой экстаз, какое ласковое дрожание вызывает у ее главного редактора Бондаренко лишь одно поминание имени этого святого? Так называемого мученика… Разродившегося, очевидно, перед уходом в скит, подобно вышеупомянутому разбойнику, литературной премией своего имени… «25 тысяч долларов восклицает потрясенный критик. — Это же будет иметь огромное судьбоносное значение для будущего нашей литературы…» Увы… Приходится восклицать и нам… Видели и слышали многое. Как-нибудь переживем и этот грех… Но хозяин новой литературной газеты и на этом не успокаивается… печатает еще одну статью, в которой содержится призыв к нашему сирому народу учиться русскому языку у того же новорусского святого Солженицына… Как говорится… дальше в лес, больше дров. Но все же хочется спросить: как можно учиться русскому языку у того, у кого русского языка близко и в помине нет. Повнимательней прислушайтесь или лучше вчитайтесь — и вы почувствуете, что это всего лишь русскоязычный сленг, а не язык русский…»
Таково действительное положение в литературном деле. Тут и комментировать нечего — все правда. В своих эстетических взглядах Проскурин идет не от общепринятых, весьма расплывчатых суждений, а от своего художественного опыта и мудрости, которым полезно многим поучиться.
Из беседы с писателем. 30.05.98 года. «Новый фильм по сценарию В. Крупина, по одной из его повестей, кажется, по «Живой воде». Глухая вятская деревушка, приткнувшаяся к какому-то индустриальному объекту с высокими трубами. Скотоподобные мужики и еще более скотоподобные бабы, полупридурки, полуидиоты, черви, копошащиеся в дурно пахнущей навозной куче, обильно и непрерывно поливаемой авторами фильма водкой. Все принародно мочатся, испражняются, похотливо лезут друг на друга — от экрана разит неистребимым запахом свинарника и стыдно взглянуть на сидящих рядом женщин с детьми.
Главный герой в исполнении Ульянова выпивает все ему положенное, и решает завязать, — он разбивает бутылки с зельем, начинает копать вглубь земли то ли тоннель, то ли колодец в поисках живой воды, однако не только не спасает близких своих, но и усугубляет общее скотство. Иванушка-дурачок из Ульянова не получается и не может получиться — слишком уж он рассудочен в напяленной на него авторами фильма маске, слишком люто ненавидит тот народ, в среде которого ему выпало родиться и жить. Здесь никакая блестящая игра не может помочь — в подобных случаях надо жить, чувствовать, глядеть на мир из самой души народа, из его боли и надежды, а не со стороны, напрочь отринув от себя пьяный, распутный, оскотинившийся народ, но все-таки народ. Решив осчастливить односельчан открытием «живой воды», главный герой превратился в дидактическую и мертвую схему — мудрствующий автор сыграл с ним плохую шутку, тем более, что рядом с ним через весь фильм проходит другой воитель — бывший стукач КГБ, опустившийся и циничный, в самой поре мужского климакса, только об этом и думающий и только от этого страдающий. Не правда ли какая глубина мысли и какая смелость в наше время?! Бедный КГБ, даже и подобный ракурс не ускользнул от внимания его рьяных исследователей! А дело-то все в том, что бывший агент и стукач в мужском деле не силен, бабы стаскивают с него штаны и в сарае, и дома, валят его на постель, а он ну, не может… Вот какая философия высветилась, вот до каких вершин поднялась могучая крупинская мысль!