Конечно, происхождение муми-сказок значительно сложнее, чем мы можем подумать. И сами муми-сказки гораздо тоньше, необычнее, чем основной корпус сказочных текстов XX века. Надо вам сказать, что, когда возникает вопрос, есть ли у человечества будущее и преобладает ли в человеке добро или все-таки зло, для меня очень существенный аргумент – муми-сказки. То, что Туве Янссон, с ее невероятно прихотливой фантазией, с ее очень горькими, сложными, грустными сказками, то, что она стала кумиром всех детей мира (а любят ее, между нами говоря, даже немножко больше, чем Астрид Линдгрен), потому что уж за очень болезненные, за очень тонкие струнки она умудряется нас ущипнуть, тот факт, что этот писатель стал абсолютным героем XX века, наводит на мысль о том, что этот век не был проигран.
И хотя по сегодняшним меркам все, что любят в жизни муми-тролли – уют, добро, здравый смысл, поэзию, – все это совершенно не в тренде. Тем не менее, когда мы читаем первую страницу любой сказки Туве Янссон, мы немедленно погружаемся в этот мир и хотим в нем остаться как можно дольше.
Сама Туве Янссон на вопросы о причинах своей популярности всегда отвечала: «Просто Муми-дол – это дом, в котором все хотели бы жить. Это просто дом, в котором мы жили в детстве, и поэтому нам так тяжело возвращаться в пустые дома нашего детства».
Но, конечно, причина не только в этом. Причина в сочетании уюта Муми-долины и грозного мира, расстилающегося вокруг. Все существует на этом страшном разделении. Потому что мир муми-сказок – это грозный, страшный, печальный мир. Мир после мировой войны или перед мировой войной, но это в любом случае мир-катастрофа. А Муми-долина – это зерно, такое ядро мира, которое невозможно никаким образом разрушить.
Точнее всего это описала другой вечный подросток, на которую по голосу и интонации очень похожа Туве Янссон. У Новеллы Матвеевой есть знаменитая песня «Ветер», о большом ветре, таком, что «зажечь спичку, на ветру взглядом, остановить птичку». Гвоздь под этим ветром сам входит в стену, корешок редьки выкопался и врос в другую грядку. Такой ветер, что, кажется, конец мира настал. Но чем все разрешается? «Какой большой ветер, ах, какой большой вихрь, а ты глядишь нежно, а ты сидишь тихо, и никакой силой тебя нельзя стронуть, скорей Нептун слезет со своего трона». Сущность мира – это все-таки не ветер, сущность мира – это уютное ядро Муми-дола.
И конечно, основа мировоззрения Туве Янссон – это взгляд человека, который родился в год самой страшной войны, в год Мировой войны, и первую свою сказку выпустил в 40-м году. Строго говоря, написала она ее в 38-м и сама стала иллюстрировать. И по-настоящему мир Туве Янссон – это мир сорокового года, начало самых катастрофических событий для Финляндии. И происхождение этого мира довольно понятно.
Сейчас многие с некоторым даже недоверием воспринимают идею о том, что когда-то скандинавская литература была впереди планеты всей.
Когда-то главными во МХАТе были постановки «Пер Гюнта» Генрика Ибсена, спектакли по пьесам Гамсуна. Ведь Гамсун, с его «Голодом», с «Паном», с «Викторией», с «Мистериями», впоследствии с «Плодами земли», был самым читаемым европейским писателем в России.
Стриндберг, самый знаменитый, любимый Блоком и ненавидимый Розановым, безумец, с его знаменитой «Красной комнатой», с «Фрекен Жюли», с «Сонатой призраков».
Я уж не говорю об ибсеновской «Норе» и вообще об ибсеновской драматургии, которая и в камерных психологических драмах, и в мистических поэмах, вроде «Бранда» или «Пер Гюнта», была самым мощным фактором влияния на русскую литературу.
Ну и, конечно, Сельму Лагерлеф знали во всем мире далеко не только как автора «Чудесных приключений Нильса», огромной книги, задуманной как путеводитель по Скандинавии.
Конечно, и норвежская, и датская литература, не забудем, что Белинский восторженно рецензировал романы Андерсена, еще не зная его сказок, и шведская литература, и финская музыка сибелиусовская, и знаменитая финская «Калевала», которая была источником вдохновения для множества русских поэтов, и, что еще значительнее, – для художников. Все это создало феномен так называемого северного модерна, теснейше связанного с фольклором. Он весь растет из сумрачного фольклора норвежских лесистых гор, троллей, Доврского деда.