Выбрать главу

Неслучайны и возрождение культа Конфуция, и пропаганда принципов конфуцианского учения. Следует иметь в виду, что в марксизме нет разработанной этической теории, его основоположников и их последователей прежде всего интересовали социально-экономические проблемы, связанные с ликвидацией капиталистического общества и построением социализма. Поэтому китайские руководители не могут не обращаться к своему традиционному культурному наследию.

Неслучайно и появление в высказываниях руководителей Китая ссылок на поучения конфуцианских мыслителей. В том же конфуцианском духе выдержана и формула "восемь почитаемых и восемь презираемых", которую озвучило руководство страны:

Заслуживают почитания

Любовь к Родине

служение народу

стремление к науке

трудолюбие

взаимопомощь и единение

честность

настойчивость

соблюдение законов

Заслуживают презрения

Нанесение ущерба Родине

измена народу

невежество

лень

эгоизм

нечестность

жизнь в своё удовольствие

нарушение законов

Стратегический курс китайского руководства - строительство социализма с китайской спецификой. Естественно поэтому, что в последние тридцать лет главное внимание уделялось развитию экономики. Беспрецедентный экономический рост Китая за эти годы общеизвестен. Однако наряду с очевидными достижениями в процессе модернизации возникли серьёзные проблемы, в том числе в социальной и духовной сферах. Это заставило китайское руководство искать пути их решения.

Поэтому и возникла необходимость обращения к национальным духовным традициям, к конфуцианству. Тем более, как мы уже отмечали, в марксизме нет специально разработанной этической теории. В то же время конфуцианство на протяжении веков сложилось в довольно стройную систему этических принципов взаимоотношений людей, общества и природы, межгосударственных отношений.

Конфуций призывал к гуманным отношениям между людьми, поэтому пропаганда конфуцианства призвана обеспечить спокойствие в семье и трудовых коллективах.

Можно без преувеличения сказать, что конфуцианство становится духовной составляющей социализма с китайской спецификой, идёт процесс соединения китайского марксизма с конфуцианством.

Блистательный нелегал

КНИЖНЫЙ РЯД

Владимир Чиков. Наш человек в Ватикане. - М.: Кучково поле, 2009. - 640 с.

"Наш человек в Ватикане" - книга о необычном человеке Иосифе Григулевиче и его невероятной судьбе. Он прошёл сложные круги рискованной жизни под чужими именами и фамилиями. Вокруг него складывались самые фантастические легенды. Он одновременно был и разведчиком-нелегалом, и подпольщиком-коминтерновцем, и переводчиком, и командиром роты в Испании и диверсионных групп в Аргентине, Чили и Уругвае, и даже послом чужой страны в Италии, Ватикане.

Автор собирал устные рассказы живых свидетелей жизни Григулевича в разведке и науке, копался в архиве СВР, изучая подлинные документы о нём.

Мне посчастливилось хорошо знать этого выдающегося разведчика-нелегала. Скажу лишь несколько слов с позиций бывшего начальника Управления "С" (нелегальная разведка) КГБ СССР, который в годы активного противоборства между советскими и американскими спецслужбами находился по одну сторону барьера с автором. "Наш человек в Ватикане" - это роман о мужестве человека, о судьбе настолько драматичной и поучительной, что её нельзя забыть. Главный герой книги запоминается и своим самобытным, авантюрным характером, и своим аналитическим умом, умением обоснованно рисковать, и, самое главное, преданностью и самоотверженным служением своему Отечеству. В этом служении Григулевич находил смысл жизни.

И ещё одно. В книге описаны события подчас удивительные, даже исключительные. Что ж, в разведке исключительность в порядке вещей! И каждый разведчик, особенно нелегал, неповторим, каждый исключителен. В книге исключителен не только человек, но и обстоятельства, в которых он действует. Показателен в этом отношении эпизод с неожиданным и несправедливым, на взгляд автора, увольнением из внешней разведки сорокалетнего Иосифа Григулевича, отдававшегося любимой работе до самозабвения. Автор сочувствует ему, но не может не сказать, что ПГУ КГБ, отлучив его от разведдеятельности, оберегало его от провала за рубежом. Но и "на гражданке" Григулевич не потерялся - проявил себя и в науке, и в литературе, и в общественно-политической деятельности.

Книга убеждает: и один в поле воин. Если он способен служить делу и Родине так же страстно и самозабвенно, как это делал Иосиф Григулевич.

Юрий ДРОЗДОВ, генерал-майор в отставке

Консерватизм. Демоверсия

КНИЖНЫЙ РЯД

"Русское время". Журнал консервативной мысли / Главный редактор Александр Дугин, N 1, август 2009. - М.:

Центр консервативных исследований Социологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.

Тонкий ценитель преемственности сразу отметит, что "Русское время" вполне может быть названо "Элементами-light", издававшимися Александром Дугиным, когда тот ещё не был профессором МГУ. Это несомненный плюс для журнала, декларирующего верность традициям.

Однако лишь этим достоинства "Русского времени" не исчерпываются. К сильным сторонам может быть отнесено оформление издания работами Алексея Беляева-Гинтовта, если кто не помнит, нынешнего обладателя Премии Кандинского, столь же реакционера, сколь и футуриста. А также присутствие на страницах "Русского времени" блистательного Константина Леонтьева. Который и теперь "живее всех живых", хотя последнее было сказано не про него вовсе.

Конечно, привлечение Леонтьева, как и лидера европейских "новых правых" Алена де Бенуа, как и классика немецкой консервативной мысли Артура Мёллера ван ден Брука, - маркетинговый ход, но он работает. Действует на тех, к кому обращён призыв "Русского времени".

Полагаю, что читательской аудиторией журнала станет революционно настроенная студенческая среда, в особенности та её часть, которая помещает себя справа не столько в политике, сколько в эстетике. Не более того.

Что не является недостатком.

Глупо было бы называть Дугина идеологом. Он - всегда и везде (за исключением ярчайших, порой публицистических демонстраций) преподаватель. Образованный, влюблённый в свой предмет, бесконечно готовый пересказывать высокочтимых авторов, тех гигантов, на плечах которых он установил свою кафедру, настоящий русский профессор, идеально заточенный под семинары, коллоквиумы, диспуты. Когда же Дугин покидает территорию академизма, читатель не спешит следовать за ним. Передёргивания и нарочитая тенденциозность его слишком хорошо бывают видны и вместо того, чтобы воспламенять, заставляют спорить.

Понятно, что доктор политологии пытается выстроить идеологическую концепцию, способную при случае стать частью мобилизационной доктрины, но здесь ему не хватает огня. И это опять же странно: за Дугиным-публицистом готов пойти и я, в остальном дугинском - я скептик.

Дугин - философ-схоласт мирной жизни. И военкор, как это выяснилось после проигранного в октябре 1993 года сражения. Он тогда среди первых сказал: "Война не окончена, война не проиграна".

Теперь и он - в эвакуации.