Выбрать главу

Оксана ДМИТРИЕВА, депутат Государственной Думы РФ:

– В рыночном обществе престиж определяется зарплатой. Наиболее талантливые, амбициозные люди нацелены на успех, который понимается прежде всего как материальное вознаграждение.

Высокая зарплата может быть у квалифицированных рабочих, занятых в обрабатывающей промышленности, машиностроении, производстве электроники. А это те самые отрасли, которые у нас продолжают деградировать. Можно сколько угодно говорить и призывать, но, пока наша экономика всё больше будет сводиться к добыче углеводородов, никакого изменения в отношении к рабочим профессиям в общественном сознании не произойдёт.

Сумма прописью

Проблема дефицита квалифицированных рабочих кадров оказалась столь острой, что стали звучать даже предложения молодым людям, выбравшим рабочие специальности, предоставлять отсрочку от армии. На их место, видимо, предполагается ставить в строй не очень нужных теперь государству студентов.

Конечно, если бы мы на заре перестройки не превратили в посмешище сами слова «пролетариат», «рабочий класс», приняли хоть какие-то меры для обучения рабочим профессиям в условиях рынка, сегодня, глядишь, не пришлось бы выдумывать весьма сомнительные в плане эффективности предложения. Например, возродить известное по советским временам движение наставничества.

Нельзя вернуться в прошлое. Нельзя уже найти один чудодейственный способ решения проблемы. Менять надо что-то в системе, которой нужен не мастер, требующий уважения к себе и своему труду, а бесправный, неквалифицированный, завезённый чёрт знает откуда раб, который работает за гроши, живёт в нечеловеческих условиях. Работает соответствующим образом и слыхом не слыхивал про какие-то там модернизации.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 4,4 Проголосовало: 10 чел. 12345

Комментарии: 13.05.2011 16:14:21 - Stanislav Alexandrovich Krechet пишет:

Не останавливая общих рассуждений, предлагаю сделать конкретный ход, а именно: зарплату рабочих на государственных предприятиях сделать достойной, повысить её, милую, чтобы семья рабочего жила, не хуже, чем семья полицейского. Госпредприятий, по-моему, осталось совсем мало, вот и начать с них.. Ради этого можно и переаттестацию провести. Произойдет определённый отбор, конечно. Зато все увидят, что государство даёт пример отношения к рабочему ( металлисту, электрику, связисту, слесарю, ..и т.д.) Иначе болтовня затянется надолго. Следующим шагом заняться зарплатой тех рабочих, которые обеспечивают инфраструктуру страны.

13.05.2011 00:07:03 - Алексей Александрович Мельников пишет:

Реквием пролетариату

Слова «рабочий класс», «пролетарий», «работяга» стали в последнее время почти ругательными. Их произносят с нескрываемым высокомерием по отношению к адресату. Знаю по себе. Как тот самый «пролетарий». К тому же, живущий на улице с характерным названием – Пролетарская. Не спорю: «работяги» - народ далеко неоднозначный. Часто – пьющий и солоно выражающийся. Но у них есть неоспоримое достоинство. Это – живые люди. Молитва – их тяжкий ежедневный труд, лишенный всякой помпезности. Он, этот труд, незаметен, как фундамент небоскреба. Но без него, многое бы в этой жизни пошло наперекосяк. Звучанию слов «пролетарий», «работяга» не надо добавлять прежнего ложного пафоса и помпезности. Ему нужно только одно – честность. У пролетария остается все меньше того, что жалко потерять. И в первую голову – достоинства. Оно куда-то уходит. Или его отбирают. Или его не было вовсе, а был только пафос – не знаю. Не видел людей, спокойной и рассудительно заявляющих о себе: «я – пролетарий». Как, впрочем, и тех, кто криво не усмехнулся бы в ответ. Зато видел, как, искоса поглядывая на твои почерневшие в литейке руки, с опаской отсаживаются в сторону бывшие друзья. Как самые порядочные из них брезгливо цедят слово «работяга». Не слышал, чтобы директора школ хвастались своими выпускниками, вытолкнутыми жизнью в «рабочий класс». Чтобы словосочетание это произносилось без издевки. Не знаю, есть ли намерение вернуть напряженному физическому труду прежний судьбоносный статус – «и будете вы хлеб добывать в поте лица своего…» Дабы воскресить некогда утраченное тождество труда и молитвы. Охранную грамоту бы ему, или, как у нас говорят – охрану труда… Труд следовало бы охранять. Ну, скажем, как памятники культуры. Оберегать, а не стеречь. У нас же пока главенствует второе. А именно: охрана – в смысле «застенки». На проходной тебя обыскивают на предмет возможности проноса на территорию «не имеющих отношения к производству» вещей. Пытаются перелистать томик Декарта. «Производственное ли это?» Утверждаю: да. «Имеет ли отношение к технологическому процессу?» Безусловно. Ну, скажем, как я сам, рабочий завода, пролетарий – имею ли отношение к этому самому процессу? Сердятся: «Давай, не «философствуй». Так вот, раз имею, то и «содержимое» мое – дух, вера, размышления, для мусульманина Коран – также неотъемлемая составляющая ремесла. Пролетариат, по Д.Н.Ушакову - это «обездоленные массы свободных граждан». Каково? Нищие и с высоким человеческим достоинством одновременно! Безденежные и гордые. Обездоленный, говорите… Ну, что ж, пожалуй. С этим в моем литейном цехе и за его оградой никто не спорит. Но я, оказывается, еще и свободный. А вот этот тезис поддерживается с трудом. Во всяком случае, внутри ощетинившегося колючей проволокой периметра завода. Может ли обездоленный быть свободным? Не ответив на этот вопрос, трудно вдохнуть утраченное достоинство в слово «пролетарий». Наиболее вероятный вариант ответа: нет, не может. Любопытно взглянуть, как сам автор данной формулировки попытался бы доказать на практике ее непротиворечивость. Хотя, почему «обездоленность» (то есть обделенность хоть какой-то материальной перспективой) должна по факту отменять свободу? Почему, скажем, невозможность для пролетария заработать на жилье и санаторий есть признаки неизбежно надвигающегося рабства? Когда у нас в литейке люди стали задыхаться от угарных испарений, то им объяснили, что так надо, ведь они получают деньги за вредность. Двести рублей в месяц. И они замолкли. Приняли, видать, слово «вредность» за синоним совсем другого - «самоубийство». «Обездоленность» пролетарская, как гласит все тот же толковый словарь - налицо. А вот со «свободой» пролетариата не вяжется. Если только так: «свобода» выбора между жизнью и смертью. И понятие «охрана труда» тут приобретает несколько зловещий смысл. А именно - «охраны рабства». Правда, на этот раз - его наиболее «прогрессивных» гуманитарных разновидностей. Имитация сословной толерантности – питательная среда антипролетарских настроений. И главный их разносчик, как ни странно – производство. Сама альма матер пролетариата. Сущность эта не устает генерировать все новые лишения для своих и без того не слишком удачливых отпрысков. За очевидными материальными лишениями грядут лишения куда более камерные и драматичные – человеческого достоинства и достоинства труда. Они постепенно вымываются из обихода. Как неоправданно усложняющие производственный процесс факторы. Процесс этот по возможности должен быть простым. А в идеале – примитивным. Аналогичные требования предъявляются к исполнителям. «Дожил ли Ленин до Великой Отечественной войны?» - неожиданно поинтересовался у меня как-то мой заводской напарник. Хороший в общем паренек, армию отслужил, в дизельных и инжекторных моторах разбирается. Я оторопел. Придя в себя, ответил что-то вроде: нет, не получилось. «А он был хороший руководитель или плохой?» - продолжал настойчиво интересоваться биографией основоположника социализма парень. Я вновь взял паузу. На этот раз длинней… А ведь это не так плохо: пусть нечаянно, пусть с диким опозданием, но попытаться выяснить истину по столь серьезному вопросу. Даже не осознавая его головокружительную глубину… Пролетарий – это не приговор. Это – исполнение приговора. Вынесенного, впрочем, по чужим грехам. Пролетариат не умер, он затих. Не обуржуазился, как многим нынче грезится, скорее – выстыл. Как оставленный в холодную зиму дом. Как брошенные в спешной эвакуации цеха завода. «Обездоленностью» работяг по-прежнему кормят ненасытный «прогресс». «Свободная» же «обездоленность» делает эту пайку пожиже. Хотя – и более «вегетарианской». До революции наша улица звалась Солдатской. После переименования солдатской и осталась. Теперь – во имя брошенных в окружении солдат индустрии – пролетариев. Так вот и живем: пролетарии с Пролетарской. В перестройку многое вокруг переименовали – вернули старые имена. Звонкую на слух Пролетарскую почему-то не тронули. «Улица Солдатская» на конвертах писать не заставили. Подумали видно: а какой смысл? И то верно: что толку?.. Алексей Мельнико