- Ему билет в трамвае не продают! - захихикал Фридрих.
- Трамвай, осетрина второй свежести и представление с голыми барышнями - это писательские штучки, - одёрнул его Лощёный. - Господа писатели лучше нашего знают.
- А сумасшедший дом? - хрипло спросил Алексей.
- Дома для умалишённых, к сожалению, существуют, - придвинул к нему стакан с тёмной жидкостью Лощёный.
- Да надоел мне этот бальзам!
Алексей вместе со стулом отодвинулся от стола, поднял с пола ободранную сумку, водрузил её на стол и достал початую бутылку водки.
- Кому налить? - обвёл он присутствующих грозным взглядом.
- Я по принуждению не пью, - накрыл свою чашку рукой Григорий.
Мне после бальзама водки тоже не хотелось.
- Николаус, помоги господину критику, - распорядился Лощёный.
Верзила, не вставая, взял бутылку из рук Алексея, двумя круговыми движениями раскрутил её, запрокинул голову и дугообразной струёй влил содержимое бутылки себе в рот.
- Чистая работа! - восхитился Фридрих.
- А мне? - побагровел Алексей.
- Вам мы нальём хорошую водку, - сказал Лощёный. - Какую предпочитаете: "Абсолют", "Белуга", "Смирновская"?
- "Рябчик"! - стукнул по столу кулаком Алексей.
В последнее время в московских магазинах появилась водка "Рябчик", и мы её иногда употребляли.
На столе рядом с сумкой Алексея возник налитый всклень стакан.
- "Рябчик"? - недоверчиво спросил Алексей.
- Рябчик-рябчик, - кивнул Лощёный.
Алексей осторожно взял двумя пальцами стакан, поднёс ко рту и большими глотками осушил его.
- Браво! - зааплодировали Лощёный, Фридрих и Николаус.
Мы с Гришей не хлопали, потому что знали, на что способен наш товарищ.
- А ты мог бы отличить "Рябчик" от "Абсолюта"? - наклонился ко мне Григорий.
- Нет.
- Я тоже.
- А это был и не "Рябчик", - подмигнул нам Лощёный. - Чистая сивуха.
"Не похож он на Воланда, - подумал я. - Доморощенный фокусник из Риги".
- Я бывал в тех краях, - с серьёзным видом подтвердил фокусник. - Генриха Латвийского сопровождал.
"Крестовый поход начала тринадцатого века? - вспомнил я. - Как раз Генрих и основал Ригу".
- Огнём и мечом крестили? - осведомился я. - И много народу угробили?
- Не так уж и много, - осклабился Лощёный. - Историкам свойственно преувеличивать. Но сегодня нас интересуют не историки, а писатели. Николаус, как твоё мнение?
- Писатель здесь один, но и он не Достоевский, - Николаус прикрыл ладонью зевок. - Так себе писатель. Можно даже сказать, посредственность.
Я, Григорий и Алексей переглянулись. Конечно, можно было прикинуться в стельку пьяным, ничего не видеть и не слышать, но сейчас прозвучало оскорбление в чистом виде. Во-первых, кто этот единственный писатель? Во-вторых, не Николаусу объявлять его посредственностью. И в-третьих, кто в доме хозяин?
Алексей потянулся к пустой бутылке, но её на столе уже не было. Исчезла.
- Бальзаму, немедленно налить бальзаму! - распорядился Лощёный. - Он отрезвляет.
"А ведь действительно отрезвляет, - подумал я, сделав глоток. - Но что за сволочь играет с нами в кошки-мышки? Я, положим, вполне трезв и ни на какие провокации не поддамся, а вот ребята[?]"
С ребятами делалось что-то непонятное. Алексей, сложив руки на животе, упёрся подбородком в грудь и уснул. С ним это бывало довольно часто. Только что разговаривал вполне здраво и убедительно, а через секунду спит, и тоже вполне правдоподобно.
Григорий ушёл к Рае за очередной чашкой кофе и застрял там. Он вообще любил общаться с народом - водителями такси, дворниками и даже полицейскими. С Раей он обсуждал политическую ситуацию в стране. Кто победит - демонстранты с Поклонной горы или Болотной площади? Рая стояла за Поклонную гору, Григорий для поддержки интриги держал сторону Болотной.
- У вас там одни олигархи! - громко сказала Рая.
- Неужели я похож на олигарха? - изумился Гриша.
- Вы не похожи, а остальные олигархи.
- "Олигархия" в переводе с греческого - это "кучка власти". У нас на Болотной никакой власти, одна кучка. Кучка протестующей интеллигенции.