- Когда появился этот дневник, в который вы стали зарисовывать происходящее?
- В первые дни блокады. Альбомчик этот сшил папа, принёс и сказал: "Рисуй, Димка. Кто, если не мы?" Он тоже вёл дневник. Я был наблюдательным мальчишкой, следопытом таким, и стал всё зарисовывать. Печку новую - старая требовала много дров, и мы сложили с отцом из кирпичей маленькую. Прачечную - туда ходили за водой, водопровод замёрз, приходилось часами стоять, чтобы по капельке набрать ведёрко. Пайку хлебную - чтобы получить её, нужно было встать в очередь очень рано, сначала поднимался и уходил отец, за ним я, потом мама, иногда, когда подходила твоя очередь, объявляли: "А хлеб закончился!" Я до сих пор не понимаю, как мы выжили. Это непостижимо.
- На одном из ваших рисунков блокадного дневника - лучи прожекторов, самолёты. И дети, обороняющие крышу, - вы и ваши друзья.
- Немецкие самолёты чувствовали себя над Ленинградом как дома. На многих крышах дежурили отряды самообороны, куда в основном входили мальчишки и девчонки. Мы обороняли свою крышу: друзья - Лёнька Кривский, Олежка Чубинский, Макс Райкин, я и молодая женщина Марья Афанасьевна. Кстати, с появлением первого советского самолёта связаны и первые хорошие блокадные воспоминания. Это случилось ранней весной 1942-го, небо было ясным, и вот зарокотал над головами наш истребок. Все люди тогда смотрели на него и радовались.
- Дмитрий Петрович, во время войны вы продолжали учиться. Расскажите, как проходила художественная жизнь в оккупированном городе?
- Художники работали, мы учились. Помню первый Новый год, когда в бомбоубежище за пустым столом собрались все художники. Кто-то сказал: "Разве можно было подумать, что вот так мы справим этот праздник". Пожелание к будущему году было одно - чтобы победили! Среди нас был Иван Билибин, художник, многие годы проживший во Франции и в 1941 году приехавший в Советский Союз. При свете коптилки в бомбоубежище он писал былинных русских богатырей. К празднику Иван Яковлевич сочинил оду, в которой были такие слова: "Пройдут года, пройдут ненастья, и снова улыбнётся мир". Умер он в феврале 42-го[?] Из жизни тогда ушло много сотрудников академии. А 13 ноября 1943 года на улице Герцена, 38, в промёрзшем выставочном зале была организована первая военная выставка. Тогда можно было увидеть картины Николая Дормидонтова, Николая Тимкова, Ярослава Николаева.
Сергей ПРУДНИКОВ,
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
(обратно)Звероподобный Мангышлаков
Весной город наполнялся зеленью.
Её на всех углах продавали пучками утлые, укутанные рванью старушки. Было тепло, всё, чему положено было растаять, давно растаяло, и только в душе звероподобного Мангышлакова царила вечная мерзлота.
Ужас внушал Мангышлаков. Ходил, не разбирая дороги, и не было ему препятствий. "Мангышлаков идёт!" - неслась по городу устрашающая весть, и вмиг пустели улицы. Старушки вжимались в углы и истово крестились, когда шёл Мангышлаков. Стонал асфальт под ногами Мангышлакова, и даже птицы не смели петь, когда проходил Мангышлаков.
Все знали Мангышлакова, и все боялись его, и только Фулька, недавно приехавшая в город, не знала Мангышлакова. Она не поняла, отчего все вокруг разом побледнели и стали разбегаться. Кричали люди: "Мангышлаков! Мангышлаков!", но ведь Фулька не знала Мангышлакова.
Она осталась одна на улице и скоро услышала грозные шаги, и Мангышлаков предстал перед ней - огромный, звероподобный, ужасающий.
"Симпатичный!" - подумала Фулька.
Жутко засопел Мангышлаков, но удивления не скрыл.
- А ты чего не убежала? - заревел он.
- А чего бежать? - удивилась Фулька. - Я, в общем-то, никуда не тороплюсь.
- Как?! - громыхнул Мангышлаков. - Да я же Мангышлаков! Меня из урочища уволили за свирепость! Да я медведя душу, волка руками разрываю. Меня все боятся! Я страшный, звероподобный!
- Как интересно! - запрыгала Фулька. - Давайте познакомимся. Я - Фулька. Приехала в город третьего дня. Живу у тёти.
- Полезай в мешок! - приказал Мангышлаков.
Принёс Фульку домой, выпустил, оглядел со всех сторон. А Фулька ничего из себя, ядрёненькая.
- Вообще-то я замужем, - завихляла Фулька, - но это так... А ты добрый!
- Это я - добрый?! - загрохотал Мангышлаков. - Сейчас из окна выброшу!
Взял и выбросил.
А Фулька зря, что ли, акробатикой занималась? Приземлилась на ноги, платьишко обдёрнула и снова в дверь вошла.
- Добрый, - говорит. - Недалеко выбросил и аккуратно. Ничего не сломала.