Но прослеживается и другой мотив: попытка постичь Россию, её душу. До войны только в левой прессе о Советском Союзе писали без ненависти. А тут: "Русский солдат немногословен, более сдержан, чем привыкли англичане и американцы. В близких отношениях он более импульсивен, уверен и эмоционален[?] а в повседневной жизни он более терпелив. Он менее улыбчив, редко смеётся, больше вздыхает. Цинизм – не в его природе. Его любимые песни «Землянка" и «Давай закурим» – грустные и нежные. Его жажда знаний неукротима: многие даже в бой идут с учебником в кармане… Удивительные эмоции испытываешь, сидя в московском театре в компании солдат на побывке, пришедших посмотреть на сказочную красоту «Лебединого озера» Чайковского».
Вот таким он был, солдат-победитель. И таким его увидел корреспондент «Таймс» в 1943 году. Жаль, что в массовой культуре очень скоро победил другой стереотип отношения к советскому бойцу. В фильмах времён холодной войны мы видим звероподобного солдафона.
Раньше, вспоминая о Сталинграде, мы цитировали западную прессу, как правило, «через третьи руки». Эта книга поможет тем, кому интересны оригиналы без купюр, кому интересен контекст. Важная работа из истории прессы, из истории Второй мировой, из истории взаимоотношений России и Запада.
Евгений ТРОСТИН
Теги: Сталинград , Вторая Мировая война
Ускоренным методом
Э.С. Радзинский. Цари. Романовы. История династии. - М.: АСТ, 2013. –1120 с. – 2000 экз.
Каждое уважающее себя издательство в последние годы выпустило одну-две серии царского уровня. Роскошные книги, посвящённые Романовым, заполонили прилавки и подарочные фонды. Переиздают классику историографии и беллетристику, дают дорогу современным авторам – в том числе и настоящим специалистам.
В суматохе, конечно, не обошлось без фруктов скороспелых.
Эдвард Радзинский учился на историка, потом стал человеком театра, а в начале 90-х прописался на телевидении. В нём нашли своеобразного, экзальтированного рассказчика. Чаще всего он рассказывал телезрителям о деятелях истории. Все промелькнули перед нами: Сталин, Ленин, Наполеон, Лжедмитрий и Борис Годунов, Александр Освободитель... Получилось не менее убедительно, чем у Алана Чумака: он действовал методами прямого внушения. Иногда на наших глазах превращался в чревовещателя. После разгрома 1991-го Радзинский первым опубликовал 1004 страницы про любовь к товарищу Сталину. Тогда казалось, что перестроечные битвы за тело и дело генералиссимуса отгремели, а Радзинский разглядел актуальность Сталина и не прогадал. Книга получилась авантюрная, неправдивая, но главное в этом деле – резонанс. По сравнению, например, с забытым ныне Леонидом Баткиным Радзинский писал о сталинском времени более объективно.
В последнее время Радзинский всё чаще предстаёт перед публикой в образе православного монархиста. Он находит идеал в просвещённом самодержавии императора Александра II. Тут, конечно, необходима утончённая интерпретация. Вот и в огромной новой книге про Романовых программным стало повествование о царе-реформаторе.
Нет, это не беллетристика, не роман – в идеале книга Радзинского могла бы стать образцом популяризаторской литературы. Что может быть важнее популяризации истории? Радзинский умеет писать увлекательно, азартно, а это чуть ли не решающие качества научно-популярного жанра, если акцент ставится на популярности. Он умеет вовремя ввернуть исторический анекдот, умеет в нескольких фразах обрисовать судьбу "замечательного человека".
Но чувства меры драматург не обрёл. Своим героем он увлечён. В эпохе великих реформ Радзинский видит потерянный исторический шанс России на благоденствие. При этом не замечает, что за годы правления Александра II империя стала беднее, да ещё и утратила независимость от мировых кошельков.
Наша богема почему-то любит реформаторов. Считается, что самое благородное занятие для политика – реформировать. Когда, кроме реформ, монарх занимается ещё и армией, воюет и побеждает – это считается перебором. И в последние годы появилась тенденция заменить культ Петра Великого культом Александра Освободителя. Даже Борис Немцов как-то назвал этого царя своим любимцем.
Но не выходит, не получается. Прежде всего не утверждается система ценностей, отвергающая идеал сильного государства. Уж такая «дикая» страна Россия.
И вот что странно. Советскую власть Радзинский развенчивает с позиций православного фундаментализма. Упрекает в языческом возвеличивании вождей, твердит, что над атеистической империей простиралось «пустое небо». Всё это прочитывается в рассуждениях о русской революции, которые мы видим в повествовании о Николае II. Но, когда речь заходит о XIX веке, фундаментализм исчезает – и Радзинский становится на сторону либералов, которые в те годы были активными противниками как православной церкви, так и религиозного мировоззрения. Видимо, атеисты тоже бывают классово близкими и враждебными. Близкие – те, кто уважает права собственности и свободу личности. А враждебные Радзинскому – те, кто встал на сторону черни за всеобщее просвещение и укрепление государства.