«И знаете, что меня поразило, что я молодая и, казалось бы, счастливая женщина… но в душе всё время тоска, я не вижу смысла в моей жизни, мне недостаёт чего-то…
Откуда были эти мысли? И чувства?
И, читая их, я понимала, почему у меня была тогда такая смелость, такая решительность, что я порвала всю эту налаженную, внешне такую беспечную, счастливую жизнь и ушла к Михаилу Афанасьевичу на бедность, на риск, на неизвестность».
Вспомним, что Булгаков в это время был в опале, подвергался травле, пьесы его запрещались, произведения не печатались. А муж Елены Сергеевны, крупный военный деятель Евгений Шиловский, был в чести, занимал высокий пост и прекрасную квартиру в «литерном» доме…
Елена Сергеевна как-то обмолвилась, что в пьесе «Адам и Ева» Булгаков изобразил их любовный треугольник, что, в общем-то, неточно: это был многоугольник, вершинами которого стали несколько судеб, в сложные взаимоотношения были вплетены еще и её муж, жена Булгакова Любовь Евгеньевна, дети Шиловских Женя и Серёжа. И только по прошествии времени отношения эти не то чтобы нормализовались, но более-менее отрегулировались. И некая мистика есть ещё и в том, что своим уходом от мужа Елена Сергеевна спасла его от неминуемой гибели – он не был расстрелян в числе других военачальников лишь потому, что, расставшись с ней, женился на дочери сталинского фаворита, известного писателя Алексея Толстого.
Однако всему этому предшествовал период «подпольный», когда Елена Сергеевна была «тайным другом», совсем как в романе, где Маргарита – «тайная жена» Мастера. Но так как тайное всегда становится явным, настал день, когда истина открылась Шиловскому. После жуткой сцены с выхватыванием пистолета он предъявил требование: прекратить всякие свидания, переписку, даже телефонные разговоры; и они эти требования приняли, на что были свои причины, объяснять которые здесь не имеет смысла. Они не виделись полтора года, и когда встретились, то уже навсегда: первой фразой, которую он произнёс, была: «Я не могу без тебя жить», и она ответила: «И я тоже». Осенью 1932 года они оформили свой брак, и пошла их любовь рука об руку с творчеством – неразрывно, до его последнего часа; и без него ещё целых тридцать лет несла Елена Сергеевна их любовь, и это было настоящим подвигом… Впервые они расстаются в конце мая 1938 года: она уезжает с сыном Серёжей на лето в Лебедянь – она переутомлена, нуждается в отдыхе, – он остаётся в Москве – диктовать на машинку «Мастера и Маргариту». Далее начинается почтовая эпопея – Михаил Афанасьевич, несмотря на колоссальную нагрузку, пишет Елене Сергеевне ежедневно – письма, открытки, телеграммы, иногда дважды, а то и трижды в день… «Дорогая Люси, она же очаровательная, прекрасная Елена…», «Дорогая Лю… Ку… Доролю… Купа…» – придумывает ей разные ласковые имена. Пишет что-то такое сугубо личное, интимное, что Елена Сергеевна иногда замазывает тушью отдельные строки, а то и целые абзацы – от чужих глаз; видимо, сделано это потом, перед тем, как передать булгаковский архив на государственное хранение…
…В конце июня Булгаков приезжает в Лебедянь, где она ему уже подготовила «рабочее место» – удобную прохладную комнату, и он за месяц создаёт пьесу «Дон Кихот».
Вернувшись в Москву, он снова пишет ей каждый божий день, иногда дважды, трижды… В середине августа Елена Сергеевна возвращается домой, и они уже больше никогда не расстаются.
Но… на такое счастье им было отпущено слишком мало времени. Через год, в сентябре 1939-го, пришла беда: в Ленинграде, куда они приехали отдохнуть, на Михаила Афанасьевича обрушилась болезнь – он ощутил резкую потерю зрения, вызванную почечной гипертонией (от неё погиб – в таком же возрасте – его отец). Будучи сам врачом, он предполагал, что такое может случиться, и с самого первого дня, когда он попросил Елену Сергеевну выйти за него замуж, взял с неё клятву, что она не отдаст его в больницу, что он будет умирать у неё на руках, а умирать он будет тяжело, и даже год назвал – 1939-й! Они тут же вернулись в Москву, где врачи сказали, что жизни ему осталось 3–4 дня. Но Елена Сергеевна так самоотверженно боролась за его жизнь, что отодвинула их вечную разлуку на целых семь месяцев. И Елена Сергеевна сдержала свою клятву – умер он у неё на руках. Она вспоминала: «Утром 10-го (марта) он всё спал (или был в забытьи), дыхание стало чаще, теплее, ровнее. И я вдруг подумала, поверила, как безумная, что произошло то чудо, которое я ему всё время обещала, то чудо, в которое я заставляла его верить, – что он выздоровеет, что это был кризис… Миша стал дышать всё чаще, чаще, потом открыл неожиданно очень широко глаза, вздохнул. В глазах было изумление, они налились необычайным светом. Умер. Это было в 16 ч. 39 м.».