– Говорят, перед тем как Эрэппей был выкопан, камлал шаман Арджаман, отец шамана Хахха, – добавляет старуха.
– Могилу вскрыли под вечер. Перед этим вокруг неё на длинных шестах установили трёх чёрно-белых воронов, вырезанных из лиственницы. Это для того, чтобы было на кого пенять, если абахи обнаружат вместо Эрэппея оленя. По предположению шамана, злые духи не должны разобрать, чей труп вороны растерзали – оленя или русского. Вот так под шаманское камлание Поисей выкопал останки Эрэппея. Затем они забили названного его именем несчастного оленя, положили в яму и зарыли.
– Тот олень-Эрэппей и теперь лежит в могиле, – говорит бабушка.
– Лежит. А вот где укрыты теперь косточки самого Эрэппея, знает только матушка Буотама. Когда Поисей поклал их в свой мешок и хотел на плоту переправиться через Буотаму, плот затянуло в водоворот, бросило на камни и разметало по брёвнышку. Поисей сломал ногу. А мешок с останками унесла река. Упрятала госпожа Буотама их где-то, не сыскать прах Эреппея вовек!
– Значит, мать Буотама не захотела разлучаться с ним…
– В дни кончины Эрэппея я был мальчишкой, но помню как сейчас. Шаман Арджаман пытался побороть абахи (злые духи из нижнего мира) , которые явились по его душу. Злые духи не взяли ничего взамен него. «Верни-ись, верни-ись, верни-и-ись», – упрашивали люди, окружившие умирающего, это у меня перед глазами как сейчас. С тех пор минуло лет семьдесят с лишком, однако старые эвенки и сейчас помнят своего русского друга. Речка, на берегу которой упокоился Эрэппей, прежде звалась Эйим, а сейчас все зовут её Река русского.
– Неужель все русские похожи на Эрэппея?
– Разве могут русские отличаться друг от друга? Каким был Эрэппей, таковы и остальные.
– Значит, наши вещи и ружья украли не они. Или нынешняя молодёжь чем-то обидела духов этих мест и они решили отомстить за это нам? – говорит Сэлэнгэ, которой не хочется думать, что кражу совершили люди.
– Нет, я всё видел. Разве злой дух умеет стрелять из ружья? – старик не желает идти против истины. – Я слышал, что на танкетке ездят строители железной дороги. Это точно они самые.
Разговаривая так, старик и старуха вышли из избушки и, пока от холода не затрещали уши, слушали, не едет ли танкетка.
Старик со старухой знают, что им не дойти до деревни, но не желают ни говорить об этом вслух, ни даже размышлять. Чуя, что настали их последние дни, супруги больше вспоминают о прошлом. Чтобы не ранить друг друга, делают вид, что даже не думают о сыне… Сердцем же они давно всё поняли. Когда Олломон уходил вырубать очередной кусок мёрзлой оленины, бабка плакала. Рыдала и билась, пока не начинала заговариваться. А потом долго лежала без сил. Старик знает, что она сходит с ума от горя. Не стоило бы ему покидать Сэлэнгэ, но куда деваться – нужны и дрова на растопку, и вода для питья. Они всё равно пойдут в Соннох. Вот почему жена шьёт торбаза (меховую обувь из оленьих камусов) . Когда она сошьёт из одеял две телогрейки, они тронутся в путь. Готовятся старики, а сами знают – не дойти им.
Перевела Аита Шапошникова