§ 9. Общій выводъ. Еще о правѣ собственности
Книга моя приняла слишкомъ большой размѣръ, но я далеко еще не все сказалъ.
Мнѣ хотѣлось бы поподробнѣе развить какимъ образомъ, съ установленіемъ интеллектуальной собственности, торговля и промышленность возвратятся къ цеховому устройству; какимъ образомъ и поземельная собственность, аллодизированная революціею, будетъ увлечена общимъ движеніемъ и возвратится къ менѣе цивилизованной, менѣе соціальной ленной формѣ. Если дошедшія до меня свѣдѣнія вѣрны, то въ извѣстномъ мірѣ изготовленъ уже проэктъ преобразованія института поземельной собственности и организаціи большихъ земледѣльческихъ компаній, которыя сотрутъ съ лица земли мелкихъ собственниковъ, мелкихъ земледѣльцевъ, подобно тому, какъ общества желѣзныхъ дорогъ стерли съ лица земли содержателей дилижансовъ. Духъ феодализма не совсѣмъ еще угасъ во Франціи, онъ живетъ въ умахъ самозванныхъ демократовъ, скорѣе чѣмъ въ умахъ читателей «Французской газеты» и членовъ общества св. Винцента (St. Vincent dе Paul).
Мнѣ слѣдовало бы показать, что такъ какъ Франція вступила на ретроградный путь, между тѣмъ какъ другія государства слѣдуютъ совершенно противоположному направленію, то антипатія, разномысліе и враждебность интересовъ необходимо должны проявиться въ международныхъ отношеніяхъ; что послѣдствіемъ предполагаемой реформы будетъ война изъ-за принциповъ, въ которой Франція помѣняется ролями съ коалиціей, такъ какъ первая будетъ защищать феодальное право, а вторая — свободу и революцію. Ясно, что если во Франціи будетъ введена интеллектуальная собственность, т. е. безсрочная монополія, то всѣ международные трактаты потеряютъ силу и иностранный трудъ, не стѣсняемый никакими привилегіями, безвозмездно пользуясь нашими открытіями, будетъ находиться въ лучшемъ положеніи, чѣмъ трудъ у насъ, во Франціи. Для того, чтобы подобное положеніе дѣлъ не повело къ войнѣ, нужно, или чтобы иностранныя государства согласились возвратиться къ феодальной системѣ, или чтобы Франція отмѣнила только что установленный ею законъ и возвратилась на путь свободы.
Сокращая свои разсужденія, сдѣлаю выводъ:
а) Нѣтъ и не можетъ быть литературной собственности, аналогичной собственности поземельной. Установленіе литературной собственности противорѣчитъ всѣмъ принципамъ политической экономіи, такъ какъ ея нельзя вывести ни изъ понятія продукта, ни изъ понятій мѣны, кредита, капитала и процента. Услуга писателя, если разсматривать ее съ точки зрѣнія экономической и утилитарной, непремѣнно заставляетъ подразумѣвать существованіе между авторомъ и обществомъ договора мѣны услугами и продуктами, а изъ этого обмѣна вытекаетъ то положеніе, что по вознагражденіи писателя назначеніемъ въ пользу его срочной привилегіи, литературное произведеніе становится собственностью общества.
б) Къ сферѣ интеллектуальной непримѣнимъ принципъ завладѣнія; въ эту сферу не допускается эгоизмъ и продажность. Религія, правосудіе, наука, поэзія, искусство, теряютъ все свое значеніе, какъ только они дѣлаются объектомъ торга, потому что ихъ распредѣленіе и вознагражденіе подчинены совершенно другимъ правиламъ, чѣмъ распредѣленіе и вознагражденіе промышленныхъ продуктовъ.
в) Что касается до политической и экономической системы, то признаніе принципа завладѣнія имѣло бы на нихъ гибельное вліяніе. Оно повело бы къ возстановленію ненавистной народамъ системы, которая въ настоящее время приняла бы еще худшій видъ, такъ какъ въ былое время она основывалась на религіи, а теперь была бы построена на матеріализмѣ и всеобщей продажности.
Послѣ всего этого выслушайте, что я вамъ скажу, вы, трусливые и простоватые буржуа и собственники, которымъ монополія, какъ знаменитый котъ въ сапогахъ въ сказкѣ Перро, кричитъ: «Если вы отвергнете интеллектуальную собственность, если вы не скажете, что литературная собственность есть такая же собственность, какъ и всякая другая, то и ваша поземельная собственность будетъ лишена всякой опоры, явятся дѣлильщики и всѣхъ васъ ограбятъ»; — слушайте же, что я вамъ скажу:
Двадцать три года тому назадъ я отнесся къ праву собственности, что называется, критически. Надѣюсь, что критика эта была обстоятельна и добросовѣстно составлена. Я могъ ошибаться, скромность прилична человѣку, у котораго столько враговъ; но и въ этомъ случаѣ велика-ли моя вина? Составляя свое критическое изслѣдованіе, которое, надѣюсь, было на столько самостоятельно, на сколько вообще можетъ быть критика, которымъ я гордился, потому что видѣлъ въ немъ исходную точку соціальной науки, путь къ примиренію сословій и задатокъ лучшаго государственнаго устройства, я старался не выходить изъ предѣловъ критики, не требовалъ экспропріаціи собственниковъ, вооружался противъ коммунизма, рискуя такимъ образомъ быть обвиненнымъ въ непослѣдовательности, лицемѣріи, двоедушіи. Я доказывалъ лишь то, что наша практическая философія совершенно еще новая наука, что если мы отреклись отъ феодальныхъ учрежденій, то все-таки еще государственное устройство наше не вполнѣ удовлетворяетъ требованіямъ свободы; что экономическое наше положеніе еще хуже политическаго; что всѣ наши свѣдѣнія по части соціальной экономіи и государственнаго управленія ограничиваются тѣмъ, что мы видимъ въ нихъ бездну противорѣчій; что, разрушивъ старый порядокъ, мы еще не приступили къ установленію новаго; что даже самыя почтенныя изъ нашихъ учрежденій въ сущности все-таки созданія нашего злаго генія; что все это — есть неизбѣжное послѣдствіе того революціоннаго положенія, въ которомъ мы находимся, и которое служитъ предвозвѣстникомъ зарожденія новаго права, новой философіи, въ которыхъ прошедшее примиряется съ будущимъ, которыя положатъ прочное основаніе нашему благополучію и славѣ.