8*
Переводя стоящее въ подлинникѣ слово prêt, — ссудою, мы спѣшимъ оговориться, что употребляемъ слово ссуда въ обширнѣйшемъ смыслѣ, въ томъ, въ какомъ принято употреблять его въ общежитіи, а не въ техно-юридическомъ его значеніи. На языкѣ научномъ — ссуда означаетъ договоръ, посредствомъ котораго одно лицо безмездно предоставляетъ другому на извѣстное время (а иногда и безъ опредѣленія срока) право пользованія какимъ либо движимымъ имуществомъ, причомъ ссужаемое лицо обязывается возвратить (по минованіи надобности или срока) полученную вещь собственнику въ томъ же видѣ, въ какомъ она была принята. Въ общежитіи же подъ ссудою понимается и отдача вещи на подержаніе и заемъ, причомъ безмездность вовсе не считается непремѣнною принадлежностью сдѣлки. Мы полагаемъ, что именно въ такомъ значеніи употреблено Прудономъ слово prêt, которое означаетъ у него то заемъ (mutuum, — prêt de consommation), то ссуду (commodatum, — prêt à usage, ou commodation), то имущественный наемъ (locatio rei, — louage des choses).
9
Вопросъ о правѣ собственности можетъ быть любопытнѣйшій изъ вопросовъ, занимающихъ XIX вѣкъ, такъ какъ онъ интересенъ и съ юридической, и съ политической, и съ экономической, и съ нравственной точки зрѣнія, долго былъ камнемъ преткновенія и для публики, и для большинства писателей. Мнѣ самому случилось на немъ споткнуться, но я имѣю передъ своими собратьями хоть то преимущество, что сразу понялъ всю трудность этого вопроса и предугадалъ его разрѣшеніе. Думали, что достаточно одного здраваго смысла для разрѣшенія задачи, которая обхватываетъ всѣ стороны общественной жизни, которая впродолженіи 4000 лѣтъ не поддается философскому анализу, основной принципъ которой формально отвергался величайшими изъ мудрецовъ. И вотъ, зажмуривши глаза, всякій вздумалъ лѣзть на арену и браться за защиту несчастнаго института, за что и награждался благодарностью народовъ, которые всегда поклоняются людямъ, отстаивающимъ дорогія ихъ вѣрованія. И въ академіи, и на трибунѣ, и въ школѣ, и въ печати всякій хвастается тѣмъ, что разбилъ софиста; къ чему же привела эта блистательная побѣда? — Истина скрылась, а сомнѣніе стало еще безнадежнѣе, самый же институтъ собственности подвергся такимъ преобразованіямъ, что есть причина опасаться за его существованіе. Правительство, конечно, въ этомъ нисколько не виновато: усиливая репрессивныя мѣры, изобрѣтая новыя гарантіи, всѣми силами отстаивая институтъ права собственности, оно и не воображало, что право собственности вовсе не нуждается въ подобныхъ поддержкахъ, что если оно теряетъ свою самостоятельность, то превращается въ простую привилегію, утрачиваетъ всякое значеніе; такимъ-то образомъ, вступивъ въ союзъ со штыками, истина и справедливость безвозвратно погибаютъ.
Такъ какъ для поддержанія истины и справедливости въ высшей степени важно, чтобы общество поближе познакомилось съ этимъ вопросомъ, то я рѣшаюсь вкратцѣ изложить результатъ моихъ изслѣдованій о поземельной и литературной собственности.
Старые законники прямо говорили, что право собственности основывается на принципѣ завладѣнія и не принимали никакой другой гипотезы. Въ подпору къ праву завладѣнія принимали еще принципъ завоеванія, съ помощью котораго новый владѣлецъ становится на мѣсто прежняго, побѣжденнаго, вступаетъ въ его права. Въ то время, когда еще признавали права сильнаго, когда на завоеваніе, — естественное послѣдствіе каждой войны, смотрѣли какъ на нѣчто вполнѣ законное, подобное объясненіе права собственности было вполнѣ удовлетворительно. Явились Монтескье и Боссюэтъ и стали утверждать, что право собственности основывается исключительно на постановленіяхъ положительнаго законодательства. Въ наше время эта теорія оказалась несостоятельною и явились двѣ новыя. Одна кладетъ въ основаніе права собственности — трудъ; этой теоріи держится г. Тьеръ въ своемъ сочиненіи, «О собственности». Другая, считая мнѣніе Тьера неблагонамѣреннымъ, полагаетъ, что истинное основаніе права собственности лежитъ въ индивидуализмѣ; что право собственности есть проявленіе человѣческаго Я. Къ числу представителей этой теоріи принадлежатъ гг. Кузенъ и Фр. Пасси. Нечего и прибавлять, что положенія этой теоріи кажутся пустыми и самонадѣянными въ глазахъ послѣдователей Боссюэта, Монтескье и г. Тьера. Они основательно спрашиваютъ: — почему же не всѣ люди собственники, если для установленія собственности нужны только воля, свобода, личность и человѣческое Я? —