На юбилейном вечере братьев в большом зале ЦДЛ царила веселая, жизнерадостная атмосфера. А. Инин остроумно пародировал на сцене их будущих биографов: «Два великих русских писателя братья Вайнеры родились в бедной еврейской семье…» Большой зал ЦДЛ был набит под завязку: только что появился на экране фильм «Место встречи изменить нельзя», от которого братья вначале не ожидали ничего хорошего, поскольку на роль Шарапова, как они считали, Говорухин взял совершенно не подходящего актера. Однако фильм имел оглушительный успех, и на юбилейную пирушку после вечера минут на десять заглянул и исчез, не выпив ни рюмки, сам Высоцкий, строгий, трезвый, весь в черном, без гитары.
Несмотря на популярность их произведений, критика братьев поклевывала: они первые рискнули покуситься на плакатный образ лишенного недостатков советского милиционера, усложнили взгляд на фигуру преступника и саму психологию преступления. Тогда я еще не знал, что они посягали и на большее: лет десять прятали в тайниках рукопись романа о КГБ. Какая-то вещь застряла у них в недрах Комитета печати, и братья пытались перехватить ее перед передачей в руки «черного рецензента» в расчете на то, что рецензентом им удастся сделать меня. Однажды мы даже безуспешно съездили с этой целью на Петровку, где размещался Комитет печати, но книга, как рыба, ускользнула из наших рук.
Как-то мне пришлось защищать Вайнеров на страницах «ЛГ» от фельетонных нападок Н. Ильиной, которая, слишком долго прожив в эмиграции, представляла детектив только в виде шахматных игр Агаты Кристи. Ильина была опытной журналисткой, очень острой на язык, и, опубликовав мою реплику «Правила игры или игра без правил?», где я обошелся с ней без особого пиетета, редакция «Литгазеты» напряглась в ожидании зубодробительного отпора. Никакого отпора не последовало, и это произвело такое впечатление, что братья повезли меня и заведовавшего отделом Чапчахова обмывать победу над Ильиной в «Арагви». (Надо сказать, что рестораны в пору застоя, даже элитные, вплоть до «Метрополя», были по ценам вполне доступны обычному работающему человеку.) Последнее, что у меня осталось в памяти от этой дружеской встречи, — сценка, когда мы прощались у метро «Площадь Ногина» (ныне «Китай-город»), где я высадился, чтобы дальше добираться до своей окраины на метро, и где парковаться было запрещено, поскольку вдоль всей улицы Куйбышева располагались административные здания ЦК КПСС. Черная «Волга» Аркадия с остроумным номером «007» буквально плавала в парах коньяка, струившихся из кабины, но робкий гаишник подкрадывался к ней, как к опасному зверю, издали отдавая честь и заискивающе улыбаясь. Не верится, что ни Аркадия, ни Жоры уже нет в живых…
В 1983 году я ушел из Института мировой литературы стремительно и незапланированно, не выдержав появления очередного директора, присланного из ЦК КПСС. Дело в том, что в нескольких шагах от института, в маленькой одноэтажной постройке, замыкающей двор «особняка Ростовых», располагался журнал «Дружба народов». Раньше здесь ютилась катаевская «Юность». Я печатался в журнале с 1970 года и часто заглядывал сюда по пути из института к метро «Баррикадная» — то с какими-нибудь предложениями, то с готовой статьей, то просто так, поболтать. «Просто так» зашел однажды и к первому заму главного редактора С. А. Баруздина Леониду Арамовичу Теракопяну по кличке «Тер». Мы потрепались об институте, и я признался, что все мне там смертельно надоело. При этом признании Тер встрепенулся, будто ему на голову упало ньютоновское яблоко: «А знаешь что, — сказал он, — переходи-ка ты к нам, у нас место заведующего отделом поэзии пустует. Станешь членом редколлегии, в деньгах ничего не потеряешь, раз в год будешь ездить за границу, да и вообще тут работа поинтереснее вашей лавочки будет». Так, не успев глазом моргнуть, я оказался в журнале.
С приходом в «Дружбу народов» я уже просто не знал, куда деваться от поэтических сборников и признаний в любви на титульных листах. Цена этим признаниям, разумеется, была по большей части совершенно формальная, но некоторые автографы — Арсения Тарковского, Андрея Вознесенского — я сберег. Когда мне стукнуло пятьдесят лет и «Литературная газета» под рубрикой «Поздравления» напечатала мою фотографию и любезно сообщила мне, по заведенной форме, когда я родился, что написал и в каких общественных советах по литературе состою, я получил открытку от Тарковского, которая тронула меня до слез. Тарковский написал: «Я и Татьяна Алексеевна — мы оба Вас очень любим и, поверьте, наши пожелания вполне искренни… Вы так много для меня сделали… Верьте мне, все будет так, как я от всего сердца Вам желаю… Мне очень грустно, что только из "ЛГ“ узнал о Вашем юбилее и потому поздравляю Вас с таким опозданием. Мы застряли в Переделкине. Любящий Вас А. Тарковский». Должен честно признаться, что его благодарность не имела никаких реальных оснований, кроме, возможно, возникшей человеческой симпатии (мы с месяц жили в переделкинском Доме творчества в соседних номерах), свидетельствуя разве что о необыкновенной душевной щедрости. Ведь это я должен был благодарить его за подборку стихов, которую опубликовал в журнале.