По всей колонне над откинутыми крышками башенных люков торчат верхушки шлемофонов. Головы в них продолжают наблюдение.
Гоги высовывает голову в шлемофоне из смотрового люка, но ничего, кроме кормы переднего танка, увидеть не может.
Слушай, кацо, какие там девочки, а? — спрашивает он.
Иди в жопу, Гоги, говорю я.
На что намекаешь, слушай? — говорит Гоги.
Это русская идиома, Гоги, говорю я. Она не имеет буквального смысла.
Вот хорошо сказал, говорит Гоги. Я бы купался сейчас в Миха Цхакая и забот не знал, если б не эта идиома ваша.
Я отрываю глаза от бинокля и смотрю вниз, на голову в шлемофоне. Неплохой каламбур для водителя танка Или это не каламбур?
Не заводись, Гоги, говорю я, снова разглядывая писателя, я-то не русский.
Через секунду Гоги возникает в башне и дергает меня за сапог.
Эй, кацо, дай-ка я на тебя поближе гляну.
Я смотрю на него сверху вниз. Если что, двину его сапогом по сопатке. Только кто потом рычаги будет дергать.
Гоги очень серьезно смотрит на меня.
Друг, говорит он, друг, мы же с тобой одной крови. Ты ашкенази, мама моя?
Ну, в прошлом возможно, говорю я не сразу. А ты?
Грузинский я, бьет себя Гоги в грудь здоровенным кулаком. Эбраэли я. Наш род по всей Грузии известен. Надо же, одна кровь. Куда попали, слушай, куда попали? Идиома, а?
Нет, это он вполне серьезно.
А в паспорте у тебя что? — спрашиваю я.
Как что, дорогой, грузин, конечно. Живем-то всем родом в Грузии.
Хорошо вы там устроились, в Миха Цхакая, говорю я.
Почему так говоришь, слушай? Почему устроились?
Шучу, говорю я. Ты бы в Питере пожил. С этой своей кровью и со своим родом.
Так плохо, дорогой?
Да нет, терпимо.
Русские обижают?
Я смеюсь.
Почему смеешься? Я что смешного сказал? Нас никто обидеть не может. Наш род, как крепость. Как Кавказский хребет.
Слушай, Гоги, говорю я, откуда ты такой взялся?
А какой я?
Да дикий ты, как Кавказский хребет.
Грубо говоришь, слушай, говорит Гоги, помолчав. Совсем ты идиом, дорогой. Задурили тебе голову руси.
Лицо у него краснеет, черные усики топорщатся над красивой губой.
Ладно, Гоги, говорю я, хорош, посмеялись.
Он смотрит на меня, потом резко отворачивается и лезет назад к своим рычагам. Кавказский хребет в сердце Европы.
В наушниках у меня на шее оживает Рыба.
Продолжаем движение, говорит он.
Куда? — спрашиваю я. Они же стоят.
Белый транспарант со смешным алфавитом полощется там, в голове колонны. Стальные блины башен все так же откинуты. Над ними торчат черные шары шлемофонов.
В голове колонны уже начинается чихание выхлопов. Очень интересно.
Я оборачиваюсь.
Писатель курит очередную сигарету на вершине холма.
Я протягиваю руку вниз и за ствол вытягиваю на свет божий свой АКМ.
Что сказал? — кричит снизу Гоги.
Сейчас поедем, говорю я.
Тоже помирились с Иваном? — спрашивает Гоги.
Черта лысого, говорю я, упирая приклад в плечо.
Что говоришь, слушай? — кричит Гоги. Что там делаешь?
Да отцепись ты, говорю я.
Сеновал, я Хутор, бьет плавниками Рыба, подтвердите прием.
Я останавливаю мушку посредине ветрового стекла Без бинокля я вижу только белое пятно, но мне и этого хватит.
Странное чувство, властвовать над чужой жизнью.
Нет, ни хрена не видит. Не замечает таких мелочей. А что мне делать, кричать не пиши, не надо?
Чего молчишь, Стропило? — кричит Рыба, нарушая дисциплину в эфире.
Я вешаю автомат на плечо, а наушники на уши.
Продолжаем движение, говорю я, ну, что тебе еще?
Головной трогается. Транспарант чуть отступает, медленно пятится, но стоит. Толчок прокатывается по колонне. Она сокращается, как сглотнувший удав, и выпрямляется снова Взрыв криков впереди. Кричат вроде по-нашему. Нет, не могу разобрать.
Гоги, трогай, говорю я вниз. Держи дистанцию, не суетись.
Гоги молчит, но банка чихает и вздрагивает. Я хватаюсь за края люка Дергаемся. Раз, другой. Почему они не могут начинать плавно. Всегда эти судороги. Меня бросает грудью на железо. Транспарант кренится перед головной машиной, один его край заваливается все больше, бегущие по правой обочине отстают от тех, кто бежит по левой. Что в середине, не вижу. Колонна заслоняет обзор.
Падает.
Чистое небо в конце дороги, там, где она упирается в холмистый горизонт.
За деревьями, по обеим сторонам, на сжатом поле машины, велосипеды, слева один автобус.
Полно народу. Все кричат, показывают кулаки, латинскую букву «В», сложенную из двух пальцев, поднятых над головой. Бегут по шоссе рядом с танками.