Выбрать главу

Фаварже мог быть человеком скромным, но провести его было непросто. Переговоры с торговцами он вел достаточно жестко и безо всяких колебаний привлекал должников к суду. Когда тулузский маклер по фамилии Казамеа (имена действующих лиц в документах зачастую опускаются) попытался силой заставить его снизить фиксированные цены на книги, изданные STN, а затем в порыве ярости порвал заказной список, Фаварже дал ему отпор. На него не произвел впечатления Фолькон, синдик книготорговой гильдии в Пуатье, который ходил по городу «надувшись от важности». Не одобрил он и претенциозных манер лионских патрициев, не пожелавших тратить время на разговоры с ним, при том что большую часть дня они предавались чревоугодию, вместо того чтобы заниматься своими магазинами. Книготорговцы из областей южных, вроде Шамбо из Авиньона или Фелина из Юзе, принадлежали к другой породе: болтуны и бездельники. Люди ленивые и болтливые не могли рассчитывать на высокую оценку в тех отчетах, что Фаварже направлял своему начальству. Столкнувшись с интриганством, пустословием или с dolce farniente, особенно в тех случаях, когда клиент жил на Юге, Фаварже писал домой так, как если бы столкнулся с чужой цивилизацией – что было недалеко от истины: он был добрым швейцарцем, попавшим в непостижимый французский мир.

Несмотря на сугубо коммерческий характер писем Фаварже, они могут дать некоторое представление о его взглядах на жизнь. Тон в них не всегда остается сугубо деловым: он хорошо знал своих нанимателей и мог быть с ними откровенным. На социальной лестнице они, конечно же, стояли выше него – состоятельные и образованные люди из хороших семей, пользовавшиеся в не слишком обширной нёвшательской вселенной немалым авторитетом, – так что он писал к ним всегда в весьма уважительной манере. Но они оказали ему доверие, взяв на работу еще совсем молодым человеком и позволив за годы работы в конторе пройти неплохую школу. Они доверили ему вести деликатные переговоры и ожидали, что он будет делиться с ними конфиденциальной информацией о каждом из книготорговцев, с которыми сталкивался. Так что его беглые замечания о человеческой составляющей в этой торговле говорят не только о других книгопродавцах, но и о его собственных взглядах. Больше всего симпатии он выказывает к владельцам магазинчиков в маленьких провинциальных городах, которые не пытались жульничать при заключении сделок, соглашались на разумные условия, не пускались в авантюры, вовремя платили по счетам и имели прочную репутацию среди местных жителей. Так, Пьер Ле Пуатье из Кастра удостоился положительного отзыва: «Он, судя по всему, ведет дело достойным образом, потому что подбор книг в магазине хороший. На вид он человек положительный и обещал в скором времени направить заказ в головную контору». Наведя дополнительные справки у местных торговцев, Фаварже оценил репутацию ле Портье как «очень хорошую»: «Ему можно с полным доверием отправлять товар. В разговорах со мной люди отзывались о нем весьма положительно. Он достаточно состоятелен, несмотря на все те трудности, с которыми книгопродавцу, торгующему пиратскими изданиями, приходится сталкиваться в маленьких городах».

Подобной высокой оценки удостаивались немногие: в предыдущих своих поездках Фаварже провел достаточно времени, вынюхивая и выспрашивая разного рода подробности, чтобы навсегда излечиться от любых иллюзий во всем, что касалось морального облика деловых людей. Ему часто приходилось сталкиваться с жуликами и мерзавцами, вроде Бюше из Нима, который тайком проматывал приданое жены, и Кальдезега из Марселя, который, объявив о банкротстве, пытался заключить тайную сделку, касавшуюся его долгов. Подобного поведения Фаварже не одобрял, но понимал необходимость иметь дело с далекими от совершенства представителями человеческого рода, особенно в обширной сфере нелегальной книжной торговли. О торговцах он пишет вполне трезво, но без цинизма, критично, но без ханжества. В редких случаях в его письмах все-таки сквозят негодующие интонации. Так, например, когда Вернарель, книжный торговец из Бурк-ан-Бреса, заказал партию недавно вышедшей книги у парижского издателя, а затем отправил один экземпляр в STN, чтобы с него сняли пиратскую копию, он дает волю возмущению: «Что за тип! Неужели он не понимал, что ему придется иметь дело с собственной совестью, когда отправлял нам ту книгу, о которой я говорил в предыдущем письме?»