Едва завидев на входе, Одинцов кивнул и пригласил его подойти поближе. Павлов исполнил приказание, он от входа разглядел на столе антрацитово-чёрный квадрат некоего прибора, который на первый взгляд можно было принять за плоский компьютер-книжку. Молоденький техник в камуфляже настраивал прибор, танцуя по кнопкам клавиатуры длинными хрящеватыми пальцами. Павлов наблюдал за ним какое-то время, потому не сразу заметил, что на столе перед ним появилась поллитровка холодной минеральной воды и канапе с сыром и красной рыбой, сервированные на одноразовой тарелке.
Павлов поднял один за зубочистку и собрался отправить в рот, но вернул на место, услышав откуда-то из недр чёрного квадрата голос шеф-пилота президента Валерия Старцева.
Вопросительно взглянул на техника… тот понял без слов, тихо пробормотал:
– Говорите так, гарнитура здесь не нужна, – и отошел в сторонку, уступая ему место.
От сердца отлегло – с экипажем «Ила» все в порядке. Валерия слышно очень хорошо, словно он все ещё рядом сидит за штурвалом, сразу и не поймешь, что говорит с ним из небесного плена.
Аккуратно подбирая слова, ведь Одинцов был здесь и хоть в разговор не вмешивался, слушал их очень внимательно, Павлов расспросил командира зависшего в небе борта про самочувствие экипажа, потом пообещал переправить им, как только получит, отчет из КБ Ильюшина. Никаких лирических отступлений, протокольно и сухо. Говорили всего несколько минут, потом Павлов отключился, утопив круглую кнопку на приборе, как показал ему техник, но продолжил слышать голоса своих пилотов и их переговоры с вертолётом.
Ясное дело, каждое сказанное парнями слово теперь будут записывать и анализировать, а со временем, так или иначе, добудут записи речевого регистратора самолета. Не только речевого, впрочем, но тем вторым займутся свои технари, а препарировать разговоры пилотов вместе с авиационной комиссией будут представители фекальных служб.
Павлов всю жизнь работал под их неусыпным надзором, но теперь становилось не по себе от одной только мысли. Возраст, нервы стали ни к чёрту. Пора уходить на покой…
– Ну что, Виктор Анатольевич, как прошло заседание комиссии?
Павлов глотнул воды, прежде чем ответить:
– Я ничего не могу вам сказать про заседание комиссии.
– Что значит, не можете?! – Одинцов подпрыгнул на месте, явно не поверив тому, что услышал.
– Не могу, потому что ничего об этом не знаю, у меня со вчерашней ночи в памяти провалы, – признался Павлов. – А кроме этого ещё галлюцинации. Я в Кремле президента видел, как вас сейчас… Он сказал, что у нас война…
– Какая ещё война?! – изумился начальник охраны президента.
– Хороший вопрос, я тоже его задал, – кивнул Павлов. – А он сказал, что времени нет и всю информацию я получу на заседании.
– И что потом?
– А потом у меня провал в памяти случился, и я оказался в машине, которая привезла меня сюда. И время перепрыгнуло на час с лишним позже.
– Стало быть, заседания вы не помните?
– Абсолютно. Сижу и думаю, что писать в заявлении об увольнении, потому что по понятным причинам руководить отрядом я больше не смогу. Это опасно.
– Виктор Анатольевич, а давайте выйдем на воздух, прогуляемся. Здесь душно, – вместо ответа, хитро прищурившись, предложил Одинцов. Павлов поймал себя на том, что не может вспомнить его имя-отчество. Ладно, пока сможет обращаться на Вы, а потом разузнает, если к тому моменту само не всплывет в памяти.
– Хорошо, идёмте, – Павлов кивнул, сообразив, что Одинцов хочет говорить без свидетелей, а может и без подслушивающих устройств. Хотя, откуда им здесь взяться?
Невольно вздрогнул, услышав протяжный гудок, неприятно напомнивший сирену воздушной тревоги, и сразу следом за ним голос Валерия Старцева. Вот и ответ на вопрос про подслушивающие устройства…
Павлов вернулся за стол, отозвался. Старцев спрашивал про Резникова. Павлов рассказал, что произошло со вторым пилотом вертолета, доставлявшего на оказавшийся в западне президентский «Ил» грузы, добавив, что с Резников чувствует себя хорошо и завтра его могут выписать из больницы, потом по просьбе Валерия начал комментировать видеозаписи, которые сбросили капитану на рабочий смартфон перед тем, как вернуть его на борт. Съемки зависшего самолета, застывших на дороге людей и Башни, когда она наполнилась светом и стала видимой целиком.