По рассказам штурмана, президент или Отец (как его, созвучно с прежними «Отцами народов», величали в узких кругах особо приближенных), был очень щедр с бывшей супругой. Платил за молчание – никаких выступлений на публике и откровенных интервью ни до, ни после развода. Она смирилась, куда деваться. А от господских щедрот перепадало всей её родне, и Иевлеву, конечно, тоже.
Штурман имел в Подмосковье особнячок в готическом стиле. Островерхий с массивными стенами и тяжелыми ставнями на узких окнах, будто хозяин дома и впрямь собирался обороняться, только пока не решил от кого. Картину дополняло заиленное озеро с кувшинками, черными лебедями и лягушками, занимавшее чуть не треть обширного приусадебного участка, окруженного густой живой изгородью из колючего терновника.
Внутри охраняемого периметра под перекрестными взорами камер наблюдения росли исполинские сосны и ели, высаженные, как казалось, без всякого порядка.
И запах здесь был соответствующий и резная деревянная беседка, по соображениям Валерия, работы тех самых мастеров, которые делали обшивку из карельской берёзы для пассажирского салона президентского «Ила».
Вообще, из штурманской холостяцкой берлоги, как сам Георгий Степаныч прозывал свое жилище, декорация для фильма ужасов получилась бы отменная. Однако дышалось здесь на удивление легко – штурман любил приглашать к себе друзей из летного отряда на отменный шашлык под бокальчик дорогущего виски.
Кроме того, Жора собирал раритетные машины, над которыми чах что твой Кащей, и из всех заграничных командировок вёз домой запчасти, сам их заменял и устанавливал.
Пока в его владении находилось четыре старинных автомобиля – стараниями штурмана все были на ходу, хоть он и приобретал будущих любимцев в самом плачевном состоянии – однако Жора мечтал о коллекции.
А на работу ездил на обыкновенном современном внедорожнике. Не таком уж обыкновенном, конечно (чёртовы эстеты, как известно, брезгуют всем обычным), но все познается в сравнении.
А охота… Что охота? Стрелком Степаныч был никудышным, но любил побродить по лесным тропинкам с ружьишком наперевес, чем однако никак не нарушал заветов «Гринписа».
В тот единственный раз, когда Валерий согласился составить штурману компанию на охоте, в итоге готовили вовсе не дичь, а свиные стейки и куриные ножки из магазина.
– Привет, Степаныч! – окликнул штурмана Валерий, пробираясь к своему креслу. – Чего смурной такой, не злоупотребил ли, часом, накануне?
– Типун тебе на язык, Сергеич! «Спартак» вчера проиграл.
– Проиграл? – с улыбкой переспросил Валерий. – А во что играли?
– Да ну тебя, командир, а то ты не знаешь!
– Да откуда ж мне знать-то?! Ну ладно. А как вообще – долетим?
– Ну а куда мы денемся! Только вот, у нас сегодня что? – штурман подкатил глаза и выдержал театральную паузу. – Правильно, пятница тринадцатое августа, и взлет на тринадцать градусов. Многовато мистических чисел, тебе не кажется?
– Когда кажется, сам знаешь, что делать надо! – Валерий с напускной серьёзностью скрестил на груди руки. – А вообще, проблему можно решить. Сейчас попросим доставить на борт «Нимбус» последней модели, шрам тебе на лбу нарисуем, и будешь ты у нас Гарри Поттер второй. В квиддич за «Спартак» отыграешься в полете. Мишка, подай-ка мне маркер!
Второй пилот, Миша Мирталев, не шевельнулся, словно не слышал просьбы.
Валерий устроился в командирском кресле и, потянувшись через пульт, хлопнул правака по плечу.
Мишка дернулся, но не повернулся – лицо застыло гипсовой маской, лишь на виске часто пульсировала синяя жилка.
– Миш, что с тобой? – уже серьёзно поинтересовался Валерий.
В ответ Мирталев показал ему мобильный телефон с сообщением на экране: «Мама умерла. Ушла во сне, ночью. Как сможешь, позвони».
К горлу подкатил ком – точно такими же словами написал Валерию отец. Десять лет назад!
Спина беспокоила давно, но по врачам мама ходить не любила. Когда обратилась – было поздно. Рак поджелудочной железы в последней стадии. Метастазы в костях, легких, почках. Валерий сорвался со службы, поехал к родителям. Маму узнал по глазам, от неё уже тогда осталась половина. Через знакомых связался с клиниками в Израиле, Германии и Польше. Ответы отовсюду пришли идентичные: курс интенсивной химиотерапии, и больше ничего.