– Бабушка, не волнуйся, все хорошо, только папа… – Алёнка замялась, явно подыскивая слова.
– Ой, внученька, дорогая, как ты себя чувствуешь? – обрадовалась Инна Викторовна.
– Хорошо, только папа… – вновь повторила Алёнка.
– Ну и что там стряслось с вашим папой?
– Ничего, он сейчас за рулем, – предупредительно шикнув на дочь, перехватила инициативу Марита. – Мам, ты прости, но мы решили вернуться. Дорога к вам перекрыта, там большая авария, – продолжила врать, захлёбываясь словами и стараясь не глядеть на притихшую Алёнку. – А может там теракт. Я не знаю. В любом случае, к вам никак не проехать. Валя пытался, честно.
– Пытался он… – Мама не преминула задеть за живое. – Вообще не пойму, что вы там делали столько часов? Я наготовила, ждала, а вы… Теперь половину продуктов выброшу. Нам с отцом и за неделю столько не съесть. Марита, у вас действительно все хорошо? – не пожелала сдавать позиции Инна Викторовна.
– Да, да, конечно, мам, конечно. Только дети устали.
Марита увидела в окне остановившуюся на обочине машину. Рядом с ней стояли люди разглядывали, снимали на телефоны и показывали пальцами на нечто, оставшееся позади «Мицубиши». Удерживая коммуникатор возле уха, Марита попыталась обернуться. Не получилось, только шейные позвонки хрустнули.
– … позвони, как домой доберётесь, я очень волнуюсь. – Наконец донеслось до сознания. – Дочь, ты меня слышишь?
– Да, конечно, позвоню. Мам, Мишеньку надо кормить, уже время. Папу за меня обними, ладно?
– А, хорошо. Только учти, без твоего звонка я спать не лягу. Мало что на дороге может случиться.
«Уже случилось», – успела подумать Марита, но вслух согласилась с мамой:
– Да, хорошо, позвоню.
Поспешно завершив разговор, Марита повернулась к дочери, объясниться: «У бабушки больное сердце, не нужно её волновать».
– Марит, погляди, что там слепит сзади, мне в зеркало не видно, – не дав словам обрести плоть, попросили с водительского места.
Она поднялась на сиденье и онемела: над дорогой вздымалась огромная колонна из света, уткнувшаяся в небосвод острым готическим шпилем.
Пик терялся из виду, грани ощерились частоколом из тонких ворсинок-лучей. Снаружи отвесных склонов клубилось странное марево, будто свет и тьму перемешивали ложкой, закручивая в тугие спирали.
– Ой, как красиво! – восхитилась Аленка. Дочь встала рядом с ней коленями на сиденье и изумленно разглядывала картинку. – Это башня из слоновой кости, да? Мам, дай телефон, я хочу её сфотографировать.
Словно загипнотизированная, Марита отдала дочери свой смартфон, краем глаза отметив, что сын все ещё вздрагивает после недавней истерики, но пустышку жует исправно.
– Что там, Марит? – вновь полюбопытствовала Ирина.
– Ира… – Пока Марита искала слова для описания дивного зрелища, Алёнка мышью сунулась между передними сиденьями и выставила телефон на вытянутой руке перед лицом Ирины.
– О, господи! – ахнула Ирина. – Так, останавливаться не будем. Бог его знает, что это за красота такая.
– Тётя Ира, ну пожалуйста, давайте остановимся, посмотрим, – взмолилась Алёнка.
– Нет, дорогая моя. Красота бывает обманчивой, кроме того, вам уже спать давно пора, а нам ещё ехать и ехать. Дай Бог, чтобы к полуночи добрались, – урезонила её Ирина.
Недовольно хмыкнув, дочь вновь забралась на сиденье задом-наперед. Марита придерживала дочь за талию, но не могла вновь заставить себя обернуться. Видеть чуждую всему земному световую колонну совсем не хотелось. В голове вертелись обрывки дневного разговора с мамой:
– …Уже полвторого, я дважды обед разогревала.
– Мам, ты что-то путаешь. Ещё и часа нет, только что время по радио передали.
В обратный путь они отправились около трех. Прежде чем дозваниваться к маме, Марита проверила время. Длинные гудки, растянувшийся голос Милы, ночь впереди, день позади, потом удушье и темнота, и сразу: «Я к вам весь вечер дозвониться пытаюсь…»