Суровцев вернулся в кресло и, ожидая доклад с вертолёта, непроизвольно щелкал кнопкой на авторучке с эмблемой «Аэрофлота».
Ипатов одернул его:
– Прекрати!
Руководитель полётов сначала услышал хруст и только потом сообразил, что сломал ручку. Смутился, бросил обломки в мусорное ведро, и замер на своем месте до тех самых пор, пока на связь не вышел командир вертолета:
– Москва-Подход! Вижу литерн… – связь прерывалась помехами. – На высоте в две… …сот …тров. …в воздухе неподвижно. …лётим ближе, …мем на мобильны…
– Что?! – выкрикнули в голос оба руководителя.
– RF 112, повторите сообщение! Вас плохо слышно, – протарахтел в микрофон Суровцев.
Но вертолет перестал отвечать на вызов, сколько Суровцев ни старался дозваться борта. Вдобавок, из полетного формуляра вертолета, как до того у президентского борта, стала пропадать полетная информация.
– Да что там такое творится?! – не выдержал Суровцев.
– Лажа, Виктор Петрович! – ответил Ипатов. – Мне послышалось, или командир вертушки сказал: «В воздухе неподвижно».
– Да, так и сказал, если я правильно понял, – подтвердил Суровцев и вновь попытался вызвать пилота вертушки. Не получив ответа, кивнул на экран. – Что делать будем?
– Посылай дежурный вертолет СЛО, – выдохнул Ипатов. – Так, погоди! – прервал сам себя, заметив, что метка вертушки МЧС переместилась по экрану на довольно приличное расстояние, словно машина вмиг перемахнула несколько километров.
Оба вздрогнули – у Ипатова запел телефон: – «Раскудрявый, клен зелёный, лист резной. Я влюб…»
– Да, Мила, я занят, перезвоню позже! – приказал трубке Ипатов, и замолчал, внимательно вглядываясь в экран.
Дверь в зал открылась, прибыл недавно назначенный начальник Службы безопасности президента, генерал-майор Одинцов. Молодой, едва за сорок, он получил эту должность месяц назад по личному распоряжению президента, проявить себя пока не успел и потому был для присутствующих темной лошадкой.
***
– Есть одна идея, командир! – Сергей потер переносицу. – Высота не меняется, скорость ноль, земля под нами не движется. Борт не может зависнуть в воздухе без движения, согласен? – Валерий кивнул. – Выходит то, что мы видим, слышим и чувствуем, нереально. Думаю, нас умудрились накачать какой-то наркотической дрянью, чтобы мы угробили самолет. – Созвучно с прежними догадками Валерия, высказался Хитрук.
Ответить Валерий не успел. В кабину шумно ворвался Алехин.
– Ребят, там полная хрень! В жизни ничего похожего не видел.
Из-за его плеча, кусая тонкие губы, пугливо выглядывала Лилия Борисовна.
– А что видел? – как можно спокойнее поинтересовался Валерий.
– Тамбур, вход в пассажирский салон, коридор, вроде на месте. Только мерцает там все, как голограмма. Надавливаешь, радужные пятна под пальцами появляются. Мягкое вроде, а зайти в коридор нет никакой возможности.
– Что мягкое, воздух? – удивился Валерий.
– Да бес его знает! Я пытался прорваться, отбрасывает к чертям собачьим. Ты туда, оно тебя обратно. – Он покачался вперед-назад, выставив перед собой раскрытые ладони. Раскрасневшийся, глаза навыкат, усы торчком. Добавил тише, заметив недоумение во взгляде командира. – Лилия Борисовна не даст соврать. – Бортпроводница уверенно закивала. – Пассажиров в коридоре не видно, и тихо там как в гробу. Ни голосов, ни криков о помощи, ни-че-го, – предвосхищая следующий вопрос, пояснил Алёхин.
– Странно, – протянул Хитрук.
– Не то слово как странно, Серёга, – мотнул головой бортинженер.
Он прошел к своему месту и сел. Лилия бесшумно устроилась в пустующем кресле проверяющего.
– Внимание, экипаж! – с красной строки начал Валерий. – Движки стоят, высота не меняется, скорость ноль, земля под нами не движется. Что это значит?
– Зависли, – высказался Алёхин, и тут же добавил. – Или залипли в чистом небе? Нет, нереально! Хотя, после того, что я видел у проходи в салон… Короче, влипли!
– Сейчас проверим! – отозвался Хитрук, взялся за рукоятку форточки и потянул её на себя.