– А, хорошо, – уже в дверях оглянулась Аленка.
– Подожди, я с тобой пойду. Одежду тебе чистую приготовлю. Купаться будем, как гости уйдут. Тётя Нина, Ирочка, посидите, мы быстро.
Гостьи одновременно кивнули.
– Мам, ты знаешь, там, где папа стоит, ну там, внутри – все выглядит по-другому, – уже в коридоре продолжила делиться впечатлениями Алёнка. Она остановилась и вопрошающе посмотрела на мать.
Только тогда Марита заметила, что мертвой хваткой сжимает дочери пальцы – отпустила, виновато пожала плечами, прошептала:
– Прости.
«Ведите себя с ней как можно спокойнее. Нервозность мамы может спровоцировать приступ», – вспомнились рекомендации Алисы Викторовны, доктора, которая уже четвертый год вела Аленку.
Марита заставила себя улыбнуться:
– Что значит, там все по-другому? Расскажи.
– Ну, это будто 3D паззл на кусочки мелкие разобрали, перепутали и потом сложили вместе как попало. Если там долго ходить, голова болеть начинает, дядя Толя мне отдых специально давал. Ой, а где Миша? – спросила Алёнка, увидев с порога спальни пустующую детскую кровать.
– Он у бабушки с дедушкой, не хочу оставлять его с тетей Леной, я завтра с тобой поеду.
– Нет, мам, тебя со мной не пустят, – пожала худенькими плечами Алёнка. – Дядя Толя сказал, чтобы я завтра сама во двор выходила.
– А мне ничего не сказал, поэтому завтра мы выйдем вместе, – возразила дочке Марита, и невольно ухватилась за косяк.
«Приказал царь-батюшка Иван Васильевич тех ведьмаков обложить соломой и сжечь, – прогундосил на ухо все тот же противный пришепётывающий голос. – А оне, окаянные, сороками оборотились и в небо фьюить, только их и видели».
Восприятие словно бы раздвоилось; Марита чувствовала, как ладони холодеют от страха, однако успела язвительно подумать:
«Новую версию кинокомедии «Иван Васильевич меняет профессию» показывают теперь в отдельно взятой квартире. Точнее, ещё не показывают – это только анонс».
Счастье, что дочь не заметила, как её вжало в стену – Алёнка к тому времени устроилась на кровати, поджала под себя ноги и уже разговаривала с бабушкой.
Марита видела картинку, но не могла расслышать ни слова.
Окружающий воздух сделался вязким и текучим. Показалось, что вплыла в комнату очень медленно, потом картинка ускорилась до обычного темпа, в ушах словно бы что-то лопнуло...
Реальность вернулась на круги своя – пространство наполнилось звонким детским голосом:
–…тоже сильно за тобой соскучилась, и за дедой тоже.
Стараясь оставаться внешне спокойной, Марита достала из прикроватной тумбы дежурную тетрадку «по всём» в которую по большей части записывала рецепты. Вырвала из неё чисты лист, взяла лежавшую там же ручку и перешла из комнаты в зал, отчего-то постеснявшись сочинять записку для тёти Нины в присутствии дочери.
Словно она и правда была преступницей. Слово напомнило о недавнем визите следователя. Оказывается, её Валентин дважды был свидетелем одного и того же преступления. Интересно, кого же он спас во второй раз? Нет, спас, наверное, неточное слово…
Войдя, Марита бросила взгляд на полку с вылепленными её руками фигурками сказочных существ – яркими кустарными поделками в дешёвых блестках. Непонятно, чем так гордилась мама.
Странно, образ для Валентина Марита так до сих пор и не придумала, он словно был для неё пустым, несмотря на годы вместе.
В поисках твердой поверхности для листка, Марита скользнула взглядом по старому круглому столу под ажурной крахмальной скатертью, и подошла к широкому подоконнику.
Придумала вмонтировать сообщение для тёти Нины о сыне в рецепт выпечки с приправами. Соседка догадается, что в записке нечто важное, ведь никакого рецепта она у Мариты не просила.
Так, мука, соль, сахар и дрожжи в произвольных количествах, но так, чтобы вопросов не вызывало, а под конец допустить ошибку: тмин – тимин, про Тимку, «сдобрить тимином хорошо», читай: у Тимки все хорошо… только бы соседка поняла её правильно.