– Нет, подавился просто, – штурман продолжает сдавленно перхать.
Валерий напоминает:
– Если надо, у Лилии есть аптечка.
– Я в норме, командир, – злится Иевлев. – Наши придут, лучше чаю горячего выпью.
– Сейчас я вам сделаю чай, Георгий Степанович. – Лилия достает из кармана куртки початую планку с таблетками, шелестит упаковкой, протягивает штурману маленькую белую горошину со словами. – Возьмите под язык и ждите, когда растворится, – она замолкает, поймав на себе проницательный взгляд командира. – Валерий Сергеевич, я тоже с ночи охрипла, у меня это нервное, вот и держу их в кармане, – и отгораживается от дальнейших расспросов профессиональной улыбкой. – Вам завтрак подавать?
– Можно.
– Кофе?
– Нет, лучше чаю, а то потом не усну, – кивает Валерий, затем спрашивает. – Лилия, скажите, у нас беруши есть?
– Я посмотрю, когда с едой разберусь, ладно?
С бледной в отсутствии губной помады, но милой улыбкой Лилия подаёт поднос с завтраком и желает приятного аппетита. Валерий благодарит, принимается за бутерброд. Судя по тому, как тихо в кокпите, Иевлев занят тем же.
– Борт Один, Сокол на связи, – спустя какие-то минуты прерывает благостную тишь голос Павлова.
Валерий торопливо дожевывает последний кусок булки, отвечает:
– Слушаю, Виктор Анатольевич!
– Есть отчет от ильюшинцев. В полном объёме сейчас зачитывать не буду, получите со следующей вертушкой и сами с ним ознакомитесь, но в целом прогноз не утешительный… так… вот, зачитываю из документа: моделирование ситуации показало, что при двух работающих двигателях возможен вывод самолёта в горизонтальный полёт на предельно малой высоте – порядка 100 метров. – Павлов прерывается, затем продолжает. – Если у вас получится запуститься до страгивания с места, шанс вывести есть. Ролики с моделированием и рекомендации экипажу воздушного судна к отчёту приложены. Сегодня наши будут отрабатывать ситуацию на тренажере, посмотрим, что получится. Пришлем вам все материалы при первой возможности или свяжемся по этой линии, если будет что-то срочное.
– Понял, Анатольич, спасибо.
– Хорошо, тогда держитесь там, до связи!
– До связи, – повторяет за ним Валерий.
– А вот и мы с Сер-Санычем прямиком из ледяной купели. Погрелись, я вам доложу, – с порога кокпита бодрится Алёхин.
– То-то я смотрю, ты у нас Дедом Морозом заделался, – подначивает бортинженера Иевлев.
– Это ещё почему?
– Нос у тебя красный.
– А-а-а, – бортинженер потирает широкую переносицу. – Так это, Степаныч, дело поправимое. Пройдёт. А вот ты у нас… – он вовремя прикусывает язык, – чего-то соловьем с утра заливаешься, хоть на кастинг в Большой театр тебя отправляй.
– Это я переучился, РЛЭ штудирую, – сипит штурман в ответ. – Потому фальцет и прорезался.
– Хочешь сказать, РЛЭ у тебя уже вот, где сидит? – Алёхин выразительно проводит рукой под подбородком. – Ну ничего, Жорка! Тяжело в ученье. Глядишь, скоро смогу тебе запуск движков доверить. Главное, чтоб ты своим фальцетом на тумблеры не орал.
Штурман кивает. На этом шутливая словесная перепалка прекращается.
Дождавшись, пока Алёхин и Хитрук рассядутся по местам, Валерий передаёт им содержание недавнего разговора с Павловым.
– Ничего нового я для себя не услышал, – пожимает плечами Хитрук. – Запуститься?.. Легко сказать!
– Да, – подтверждает Валерий. – Остается узнать, что наши налетают на тренажёрах. Анатольич обещался нам все сообщить, если на тренажере налетают что-то стоящее. Когда она будет, правда, не уточнил, но думаю, ближе к вечеру. Хотя, если движки стоят, думаю, шансов вывести самолет нет и быть не может.
– Согласен, командир, – кивает Хитрук.
– Ну ладно, смысла нет воду в ступе толочь. Может статься, мы тут вообще навечно застряли. Сейчас наш с Алёхиным черёд отдыхать. Лилия Борисовна, есть беруши?
– Да, пожалуйста, – Валерий видит два ярко-розовых шарика в маленьком полиэтиленовом пакетике на узкой ладони бортпроводницы.
– Другого цвета нет, простите, – оправдывается Лилия.
– Да мне без разницы, спасибо, – зажав пакетик в руке, Валерий откидывает спинку кресла в крайнее возможное положение. До горизонтального далеко, но все же.