Фотина Морозова
Литнегр, или Ghostwriter
Вступительное слово
Не трогай эту книгу!
Да-да, к тебе обращаюсь, к тебе. Если ты веришь в то, что:
отбор рукописи в издательстве происходит по критерию — хороша она или плоха,
популярные писатели способны выдавать по два романа в месяц, так как усердно трудятся,
издательская политика определяется тем, что на самом деле хотят читать люди,
— положи книгу на место. Положи, говорю! Когда-то я тоже в это верила, и действительность тогда казалась светлее, а мир — справедливее. Если не хочешь потерять это блаженное ощущение, остановись. Здесь таятся опасности, с которыми ты не столкнёшься где-то в другом месте.
Ибо встречал ли ты когда-нибудь в жизни такое апокрифическое, неправдоподобное, подозрительное существо, как литературный негр?
Глава 1
Как нанимаются в рабство
Я стою во дворе, обнесённом кирпичной буквой «П» хрущёвского дома. Утро. Пятнадцать минут девятого. Ну что ж я так рано вышла? Два кота, чёрный и рыжий, пронеслись с воинственным мявом через газон. Слева из высокой узкой двери, забранной решёткой, веет сырыми, в земле, овощами, и холодный ветер прохватывает мои внутренности.
На прошлой неделе было тридцать градусов в тени. Балконная дверь настежь открыта в лето. Комната и улица — два сообщающихся сосуда, заполненных транспортной гарью. Я сижу и страдаю. Сильнее жары мучит финансовый вопрос. С тех пор, как я бросила надёжную, но малооплачиваемую должность ассистента кафедры патанатомии и ушла на вольные литературные хлеба, заработки имеют тенденцию то исчезать, то появляться.
— Ну почему бы тебе не получить специальность врача-косметолога? — давит мама, недовольная тем, что я сделала «адью» медицине. — Хорошая работа, всё время на людях…
Маму понять можно. Как ответственный родитель, она составила для ребёнка программу-максимум: в возрасте за тридцать дочь обязана быть замужем, иметь детей, каждое летнее воскресенье ездить на дачу, каждый будний день ходить на приличную работу и красоваться в кругу сотрудниц — благополучная, полная (с точки зрения мамы, родившейся в голодный военный год, полнота — синоним здоровья), украшенная золотом с бриллиантами и одетая в пристойный трикотажный костюм. Всё это выражается одним сладким для маминого слуха словом: «пристроена».
Я не пристроена, так как из перечисленных пунктов выполнила всего один: вышла замуж. К деятельности, предполагающей ежедневное хождение на работу и пребывание в коллективе, питаю отвращение, вместо того, чтоб висеть над дачными грядками, летаю по библиотекам и интернету, вместо желанных маме семидесяти килограммов вешу пятьдесят четыре, выгляжу так, что в одной и той же одежде меня принимают то за монашку, то за ведьму, то за хиппи. А главное, что подрывает мою пристроенность — оно. Пагубное пристрастие к литературе. «Литературная газета» платит неплохо, но материалы мои там печатаются нечасто. Да и, если начистоту, скучно писать о здравоохранении, мелком бизнесе, судебной системе, дорогах, депутатах… Для бульварного изданьица «Знак судьбы» писать статьи о великих мастерах жанра ужасов не скучно, но платят сущие слёзы. Товарищ Шаккум, с чьей газетой «Социалистическая Россия» я сотрудничала в период избирательной кампании, составлял регулярный источник дохода; но, увы, избирательная кампания кончилась, и время моих радикальных статей — вместе с ней. Муж зарабатывает, правда, мощно: на дневную выручку может купить зимнюю куртку. Но какой ценой? Работает он на церковном лотке в метро (на дворе 2004 год, это ещё разрешается). В церкви все, понятное дело, яко ангелы, физиологических нужд не имут, потому стояние на ногах по четырнадцать часов подряд без возможности поесть и выйти в туалет считается нормой. А ведь Олег — человек творческий, электронную музыку писал, замеченную главными специалистами в этой области, а вот теперь пожалуйста, встаёт в пять утра, приходит поздно вечером, понемногу забывая, что люди могут заниматься кроме сна, работы и пива чем-то ещё. Страшная вещь — зарабатывание денег! А когда нет способа их заработать, и того страшней.
Есть еще, правда, пенсия по инвалидности. Но жить на неё — это уж совсем край.
В таком состоянии меня заловило е-мейловое письмо знакомой — мы с ней регулярно пересмеивались на скучных лекциях и семинарах в Институте журналистики и литературного творчества. Назовём её Алла. Небольшой рост, мягкие движения, чёрные кудряшки, сразу видно — натуральные, а не химия, потому что в сочетании с такими огромными кроткими карими глазами кудри могут быть только натуральными, её внешности больше всего подходило слово «миленькая». Не «маленькая» — хотя маленькой она тоже была, даже для меня при моих ста пятидесяти восьми сантиметрах, — а именно умилительное что-то, трогательно — беззащитное, глазами мультяшного оленёнка взирающее на окружающих снизу вверх. Картинку довершал чирикающий эталонно-девичий голосок. Он был таким завораживающим, а манеры такими располагающими, что я охотно дала свой электронный почтовый адрес, и завязалась переписка, то прерывающаяся, то возобновляемая в течение нескольких лет. В письмах обиняками давалось понять, что Алла отбыла в свободное литературное плавание и даже нашла в какой-то гавани тихую пристань. А где-то полгода назад выяснилось, что тихая гавань — это возможность за приличные деньги строчить книги, которые выходят под чужими именами. Иными словами, работа литературного негра…