«Эх, сестренка! — беззвучно шептал Спин. — Неужто не видишь, какие устаревшие взгляды у нашего отца, у всеми уважаемого Йонаса Каволюса?! Считает себя мудрым, хочет указать дорогу каждому из своих детей, а жизнь будто смеется над этой его мудростью. Если ты еще не поняла этого, тогда испытай — попробуй шагать по пути, выбранному для тебя отцом. Он никуда не приведет. Это лишь его собственный путь. Наш ведет из дома, а не домой. У нас нет дома. Поэтому и я, и ты убегали из Тауруписа. И до сих пор продолжаем бежать. Есть семья — мать, отец, братья, сестра, — отличная квартира, набитая добротными вещами, а дома нет… Что сегодня день моего рождения, помню только я один. Что выдержишь ты вступительные экзамены, Каволюсы не забудут, но не потому, что ты им очень дорога… Не забудут, потому что я посоветовал им отпраздновать в этом году не дожинки, а День кузнеца, семейный праздник… Без плакатов, без докладов…»
Агне тоже беззвучно шептала, повторяя слова Спина, и тетя Марике испуганно пятилась от нее в глубь конюшни, где фыркали Метеор, Фиалка, Гром и другие таурупийские рысаки.
Так вот оно что! Сегодня день рождения Спина. Вот о чем надо было сказать Дукинасу. Но для него уже одно ее желание поехать в Каунас — закон. Милый, добрый дядя Дукинас! И вдруг ей снова стало тепло и уютно. Теплом веяло отовсюду — от каменных стен, от проволочных перегородок между стойлами, от лошадиного дыхания… И тепло это заливало душу Агне, пораженной тем, что есть люди, которые с радостью готовы исполнить любое ее глупое желание, даже не спросив толком, зачем и почему.
Дождь почти кончился. Подобрав платье, чтобы легче было бежать по клеверной отаве, Агне, зажав в кулаке подарок, покинула конюшню, тетю Марике, дремлющих лошадей. До чего же приятно было ей от одной мысли, что есть люди, для которых ты хоть на миг цветок вишни, и они никогда не наступят на тебя каблуком, пусть даже лежала бы ты на самом грязном асфальте — во дворе свинофермы, лежала под летним дождем, под сверканием молний и громыханием грома, когда случается нечто такое, с чем ты не можешь совладать, ведь ты не вундеркинд Лиувилль, всего-навсего Агне Каволюте, пусть и получившая аттестат зрелости…
Возле кузницы Дукинаса личный шофер Йонаса Каволюса Тикнюс все жал и жал на гудок «Волги», притворяясь, что не видит Агне, которая бежит сюда по сверкающей от капель отаве. Казалось, что его, как и кузнеца Дукинаса, очень занимает брошенный возле наковальни, недоделанный еще латунный флюгер.
Сирена автомашины кричала на весь Таурупис: смотрите, почти год не надевавшая своего вишневого платья девчонка Каволюсов уже третий раз, не спросись родителей, удирает из дому, и ее совсем не заботит то обстоятельство, что у Риты Фрелих раскалывается от боли голова, что мать ничего не сможет объяснить мужу, когда он поздней ночью вернется из Вильнюса, где Лиувилль Каволюс, самый молодой в мире доктор физико-математических наук, сделал доклад — положил еще один камень в пьедестал памятника, который должен прославить его род.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
13
Дождь прекратился, и ветер совсем утих. В лесу, по которому вилась дорога, шелестели только кроны осин. А ведь еще неподалеку от Тауруписа «Волга» вела поединок с ветром. Слушая, как рвется он в машину сквозь маленькую щелку в окне, как завывает где-то подо дном и над крышей автомобиля, Агне снова ощутила беспокойство и подумала: «Вот теперь-то и случится что-то плохое». Ведь в Тауруписе не зря говорят: «Если внезапно собрался в путь, не рассчитывай на хорошее».
Однако пока ничего плохого не стряслось, только на поворотах Агне швыряло то в одну, то в другую сторону, и ей пришлось вцепиться в ручку над дверцей. Впрочем, что могло случиться в дороге, когда машину ведет такой шофер? Раза два Тикнюс отвозил Риту Фрелих и ее, Агне, в Палангу. Казалось, на крыльях нес; приедет, выгрузит чемоданы и сразу же обратно: чтобы снова быть рядом с Йонасом Каволюсом, который уже много лет по своему усмотрению распоряжается его жизнью.
Ничего не может случиться, когда машину ведет Викторас Тикнюс! В Тауруписе он появился, когда Агне еще и на свете не было. Йонас Каволюс случайно встретил Тикнюса в Вильнюсе и привез с собой. Агне знала, как радовался и теперь продолжает радоваться ему отец: столько лет — и ни одной аварии! «Столько лет» — это уже в Тауруписе. А ведь Викторас Тикнюс водил машины по фронтовым и тыловым дорогам с сорок второго! Пули миновали его, хотя и во время войны, и после нее вот так, рядом, как теперь сидит Агне, очень часто сидел кто-то, в кого стреляли, из-за кого и сам он мог лишиться головы.