— Где?
— В морге. Это такое место, где, понимаете…
— Понимаю.
— Там его нет.
— Каждый день кто-нибудь исчезает. Аварии, болезни. Такова жизнь, уважаемый товарищ Йоцис.
— Несомненно. Когда люди исчезают, они уже больше не люди. Антилюди. Это соответствует моим эстетическим принципам. Да здравствует онтология антивещей! Функциональная онтология, как пишет Бензе. Вы читали Бензе? Жаль. Стяпукас тоже был бензистом. Это значит, что и его не интересовали вещи. Он интересовался только абстракцией. Пятно и линия! Антиформа! Вибрация! Структура! Синтаксис! Бедняги предки стремились к другому образу — семантическому. И вот я иду, уважаемый, иду из морга… Из мира антилюдей. И я завидую своей старой матери, потому что она верит в своего семантического бога… Ах, она совсем иначе ходила бы по моргу. Слышите, товарищ директор? Совсем иначе… А я бродил вот так: поднимаю с лица покрывало, вижу, не Стяпас, и мне страшно…
Композитор Зигмас-Мариюс Каволюнас поздоровался с Агне. Они не виделись с сентября. Почти год.
— А ты стала еще красивее, Агне, — сказал ей Зигмас-Мариюс.
— Правда?
— Клянусь.
— Цветком вишни?
Он долго и пристально смотрел в ее глаза.
— Нет. Просто поверь на слово. Не понимаю, почему ты прячешься. Почему сбежала от меня?
— Неправда, Зигмас-Мариюс. Не сбежала. Я жила в Тауруписе. Кормила свиней, если хотите знать.
— Знаю. Спин говорил. Стаж зарабатывала.
— Не смейтесь. Меня нетрудно было найти. Если еще не позабыли дорогу в Таурупис.
— Как ты можешь, Агне, так говорить?
— Видите, могу.
Она смотрела на Зигмаса-Мариюса, прижимая к груди сумочку. Этим она пыталась скрыть не только волнение. Агне знала, что ее ногти за время работы на ферме пообломались. Да и не почистила она их перед поездкой — забыла! От этой мысли она все больше краснела. И говорить с Зигмасом-Мариюсом ей было очень трудно.
— Как славно, что ты приехала, Агнюшка, — подошел к ним Спин. — Как хорошо, что послушалась меня и приехала!
— Почему это послушалась тебя?
— Мне показалось глупым, что два человека дуются друг на друга, сами не зная, почему. Вот я и написал вам обоим. Зигмасу и тебе. Надеялся, что приедете и помиритесь. Поверьте, это единственный способ разобраться, кто в чем виноват…
— Я не получала твоего письма, Спин.
Агне порылась в сумочке и вытащила письмо, написанное Мари.
— А это я до конца не дочитала, — она протянула Спину конверт. — Просто не успела. На твое счастье!
Врешь, все до конца прочла, говорили глаза Спина, но он, благодарно улыбаясь, взял конверт.
— Извини. Черт знает что! Спутал! Чего доброго, Мари мне этого не простит. Она почему-то поздравила меня телеграммой. Вот, взгляни, Агнюшка, какой непонятный текст!
— Как ваши творческие дела? — Йонас Каволюс тоже подошел к ним и обратился к Зигмасу-Мариюсу Каволюнасу. — Приезжайте к нам на дожинки. Будет большой хороший праздник.
— Спасибо. Если пригласите, непременно. Кстати, с одним условием…
— С каким же?
— Если и Агне пригласит.
— Ах, Агне! Вижу, что сегодня мы с Лиувиллем совсем некстати — помешали вашему свиданию. А между прочим, Лиувилль был нынче великолепен. Посмотрели бы вы, как его слушали!.. Как он отвечал на вопросы! Лиувилль, как думаешь, разрешат тебе организовать институт в Тауруписе?
— Ну, папа! Очень уж ты торопишься. Всему свое время, — это были первые слова, произнесенные Лиувиллем.
Агне видела, что он с удовольствием повернулся бы и вышел прочь. Что же случилось, почему Йонас Каволюс не только сам ввалился к Спину, но и Лиувилля притащил?
— Что ж, подождем, — сказал отец. — Пусть защитятся Спин и Агне. Тогда у тебя будут двое серьезных помощников. Почти половина института!
Настроение у Йонаса Каволюса было отличное. Он шутил, пытался завести общий разговор, голос его наполнял комнату.
Агне обняла отца и, словно они только что встретились, поцеловала в лоб. Долой тревогу, чувство, будто ей что-то грозит, что надо бежать, ехать, искать людей. Вот они, люди, рядом. Вот он и приближается, тот семейный праздник, о котором мечтал Спин.
17
Однако тревога все же окончательно не исчезала.
Агне села за стол в самом уголке, на диван-кровать Спина. Сидеть тут было не очень удобно — слишком низко, — зато хорошо видны все присутствующие. А это так важно! Агне присматривалась к людям в поисках человека, с которым вот-вот что-то могло произойти. Не с ней самой! Так подумала она сразу, когда, захлопнув дверцу «Волги», столкнулась нос к носу с Йонасом Каволюсом и Лиувиллем. Тикнюс привез ее туда, куда она пожелала, домчал быстро, словно ветер соломинку, над лесами, холмами и реками, по следам Агнессы. Теперь она была в городе, где людей больше, чем в тысяче Тауруписов, много хороших людей, все с доброй улыбкой смотрели на ее платье цвета спелых вишен, и ей было спокойно за себя. Странно одно: как это может она почти без волнения видеть Зигмаса-Мариюса? Втайне Агне даже радовалась, что они так неожиданно встретились, что композитор опять словно хмельной, и, может быть, не столько от наливаемой Спином водки, сколько оттого, что здесь она, Агне.