Какую же бурю вызвал в душе отца парень в нейлоновой куртке, представившийся братом Ниёле и заявивший права на его дочь! Кунчинас ему не поверил, но найти аргументы для опровержения лжи не мог, и это еще больше бесило его. Когда он поднимался по ступеням крыльца правления, кулаки его были сжаты, он готов был сражаться со всем миром.
3
Домой в тот вечер Раполас Кунчинас вернулся в отвратительном настроении. Его самого удивляло, что неожиданное появление этого братца могло так сильно подействовать на него. Вот, оказывается, как глубоко вошла приемная дочь в его жизнь, в самую душу. И еще со страхом думал он о жене: если эта новость огорошила его, то как примет ее Морта? Ведь она такая ранимая, плачет из-за всякой чепухи. Ниёле для нее не только дочь, но и подруга, мать привыкла делиться с ней всякими своими делами и секретами. Женщинам всегда легче найти общий язык. Впрочем, Кунчинас не мог жаловаться — дочь и его любила, своим нежным прикосновением или детской шалостью умела согреть сердце. И, хотя они с женой никогда не обсуждали этого вопроса, оба были счастливы, что им так повезло: девочка росла красивая, толковая, расположенная к людям. Ясно, что без нее шестнадцать пробежавших лет были бы куда более пустыми. Неужели теперь всему этому суждено рухнуть? Неужели нет никакой возможности устранить грозную опасность? Кунчинас вышагивал по гостиной и ломал себе голову в поисках спасительного выхода. Подумал и о милиции: не объяснят ли там, кто он, этот братец, примчавшийся в их поселок на красном мотоцикле?! Объяснить-то, конечно, объяснят, но рот ему не заткнут. А услышит Ниёле, и этого будет достаточно. Ведь подчас человеческую судьбу можно поломать единым словом. Главное теперь — поговорить с женой, подготовить ее к неожиданностям.
Словно предчувствуя что-то, Кунчинене сама вышла в гостиную, села на диван с вязаньем в руках и, взглянув на мужа, спросила:
— Чем это ты озабочен?
Кунчинас, не отвечая, продолжал ходить из угла в угол. По тяжелым шагам и нахмуренному лбу жена явно ощущала, его что-то гнетет. За долгую совместную жизнь она научилась угадывать причину дурного настроения мужа. Если случалось ему поцапаться с районным начальством, то не метался по комнате, сидел, уставившись в окно, и барабанил пальцами по столу. Если приключалась неприятность в колхозе, то дома председателя начинала мучить жажда: он беспрерывно появлялся в кухне, стакан за стаканом глушил холодную воду из-под крана. Но нынче вел себя необычно. Жена отложила вязанье и с беспокойством смотрела на него.
Кунчинас неожиданно свернул к дивану, сел рядом с Мортой и обнял ее плечи. Он никогда не был особенно ласков, поэтому такой жест тоже вызвал недоумение.
— Приходил сегодня ко мне один человек. Претендует на нашу Ниёле, — процедил наконец Кунчинас.
— Что? Влюбился? — живо отозвалась жена, потому что теперь только такие притязания на дочь казались ей естественными.
— Если бы… Понимаешь, представился братом. Говорит, был с ней в детском доме в Рудясе.
От неожиданности у женщины вытянулось лицо. Она не сводила с мужа глаз, в которых застыл ужас. Только через какое-то время смогла наконец выговорить:
— Какой еще брат? Ведь не было никакого брата?!
— Это мы так считали, а парень утверждает другое, — ответил Кунчинас, все еще сжимая рукой плечи жены.
— Уж не этот ли мотоциклист? — вскинула голову Морта, озаренная внезапной догадкой.
— Он самый. Уже третий день крутится в поселке.
— Как увидела я его с Ниёле, сразу мне недоброе почудилось, — прошептала Кунчинене и уронила на колени дрожащие руки.
С минуту муж и жена сидели молча. В комнате густели сумерки. Было слышно, как по улице процокали копыта и весело прогромыхала телега. Потом прошумел автомобиль.
Кунчинас покосился на жену и увидел, что в ее глазах уже блестят слезы. Его всегда бесила способность Морты по всякому поводу, а то и без него лить слезы. Он даже не скупился на резкое словцо, замечая, что она вот-вот разревется. Однако на этот раз лишь крепче прижал ее к себе и ничего не сказал. У него и самого сжималось сердце.